Если говорить честно, то мне самому далеко не всё ясно. Говорили разное: многие в секции обвиняли Юрку в легкомыслии, находились даже свидетели, которые утверждали, что они слышали, как другие видели его в обществе Лариски Агеенко, а кое-кто намекал о тонком участии в этом деле нашей Анечки. Возможно, были завистники, ведь, как я уже говорил, Юрка был личностью популярной. Возможно, он и в самом деле пытался ухаживать одновременно за кем-то ещё (это Маринкина версия, но я в неё как-то слабо верю). Сам же Юрка в пору своей откровенности сваливал всю вину на ужасный Маринкин характер.
Первый раз они публично поссорились на осенних сборах. Меня там не было, но могу сказать, что эта ссора не была обычной размолвкой двух капризных влюблённых, потому что продлилась до середины зимы. Потом опять наступил мир, увы, недолгий. Я оказался тоже вовлечённым в этот круг: сначала как сторонний наблюдатель, потом как активное действующее лицо. Причём, происходило следующее: Юрка, поначалу делившийся со мной своими радостями и тайнами, становился всё более замкнутым и недоверчивым, иногда от него исходила какая-то недоброжелательность и раздражительность, явно вызванная моим присутствием. Маринка же, которая на первых порах воспринимала меня как Юркиного друга, с течением времени стала проявлять ко мне странный и всё более усиливающийся интерес. Вначале мы вовсе не были с ней так близки, хотя она где-то внутренне уже была готова к этому и, наверное, считала, что готов и я. Но меня о моей готовности она в известность не поставила, и я продолжал пребывать в неведении по поводу её загадочных визитов.
Первое время меня, не привыкшего к близкому общению с женским полом, эти её посещения пугали. Тем более. что вела она себя иначе, чем обычно. Она не старалась быть ни весёлой, ни милой. Нет, она задавала мне какие-то, казалось, совершенно отвлечённые вопросы и с сосредоточенным вниманием выслушивала всю ту чепуху, которую я нёс. Сначала только слушала, потом начала говорить, а некоторое время спустя, когда мы оба уже освоились друг с другом (примерно в это время она выбрала меня своей связкой) у нас возникали такие фантастические споры, что послушай нас со стороны кто-нибудь благоразумный, он не преминул бы вызвать психиатричку. Я теперь, конечно, уже не могу вспомнить точно, о чём мы спорили, для меня это было нечто настолько отвлечённое, что, высказав всё, что имел сказать, я очень легко и скоро забывал об этом. Для неё всё было иначе. Теперь-то я знаю: о чём бы она ни говорила, она всегда говорила о себе самой, и верно я тогда, ни о чём не подозревая, распутывал сложности её и Юркиных отношений. Вот так. Теперь о Юрке.
Юрка пришёл в секцию на год позже меня. Его привёл старший брат Олег, который к тому времени уже окончил наш институт и работал в лаборатории на химическом заводе. Олег был намного практичнее Юрки и он же, кажется, выхлопотал брату направление с завода (Юрка там работал до армии). А иначе ему о нашем институте только мечтать. Хотя институт наш был ещё совсем молодой, конкурс туда выстроился порядочный и год от года становился всё серьёзнее. Впрочем, мечты у Юрки, кажется, были совсем иные.
Братья Пироговы были похожи, как близнецы. Но при всей схожести черт лицо Олега вовсе не было привлекательным, да и сам он был лишён Юркиного обаяния и умения привораживать к себе людей. И ещё другого – безмерного Юркиного честолюбия, до поры до времени скрытого под маской простоты душевной. Такие люди, наделённые от природы и силой, и умом, и обаянием – прирождённые честолюбцы. Часто они кажутся милыми и простодушными – не верьте им: в душе они лелеют надежду покорить весь мир и в своих мечтах уже видят себя победителями, но именно они чаще всего и проигрывают.
