Ничего, рано или поздно он выйдет снова. Человек рано или поздно выходит из дома, где живет, – и рано или поздно в этот дом возвращается. Поэтому в городе если ты знаешь, где живет человек, – ты знаешь про него все.
Снаружи постукивал дождик – неторопливо, словно пальцами по столу. Даже здесь, в подъезде, держался запах мокрого асфальта.
Он выйдет, обязательно выйдет. Еще до наступления темноты. А даже если и после – тем лучше. Незаметность будет Барашу только на руку.
Шаги. Гулкие шаги вниз по лестнице. Будет хорошо, если это он. А если не он, то еще подождем.
Он! Как это любезно с его стороны – спуститься сразу.
Тонкие, бабьи ноги в тесных джинсах, слишком потертых, чтобы быть модными. Та самая куртка с опущенным капюшоном, тащит в руках какой-то мусор.
Промелькнул мимо, даже не посмотрев в его сторону, и вышел, хлопнув дверь.
Дело, конечно, не в дожде. Он просто пытается спрятаться от этого мира, который всегда будем ему врагом.
Конечно, этот мир – враг для всех нас. Просто большинство этого не замечает или хотя бы старается не замечать. У большинства получается – поэтому они так удивлены, когда жизнь все-таки решает ввалить наконец им лопатой по макушке.
А вот этот уже все понял. И знает, что ввалит. Просто не знает, как скоро это случится.
Бараш досчитал, как положено, до десяти. И тоже вышел следом. Как будто он тут и ни при чем.
Да, объект ничего не заметил. Все так же тащил свой мусор к и так переполненным бакам. Мусор не вывозили уже неизвестно сколько, так что теперь это были даже не баки, а скорее, какие-то металлические кубы, словно остатки погибшей цивилизации, которые торчат из-под мусорных гор.
Бараш шагал следом, ступая как можно тише. Хорошо, что кроссы надел, подошвы мягкие.
Барашу почему-то хотелось позволить объекту выкинуть этот хлам, чтобы последнее дело окончилось успешно.
Он по-своему уважал этого дурика. За кем попало его не пошлют.
Вот мусор рухнул в гору и сразу слился с прочим мусором. И в то же мгновение Бараш выстрелил ему в спину.
Целиться почти не пришлось. Между ними было не больше десятка шагов.
Объект дернулся, и в районе загривка начала расползаться темная клякса. Но он пока еще держался, так что Бараш выстрелил еще и еще – и объект все-таки рухнул, бесшумно, рожей прямо в мусор.
Бараш шагнул еще ближе и прямо в затылок капюшона всадил последнюю, контрольную пулю – чтобы и не смог что-нибудь разболтать сквозь агонию. Бараш уже отлично усвоил, что люди порой умирают очень долго и мучительно. Едва ли в его предсмертном бреду окажется что-то полезное для следствия, но просто не хотелось, чтобы уважаемый им объект сильно мучился.
Швырнул ствол в мусорную кучу и спокойно зашагал прочь, где в щели между домами виднелись проспект и кусочек автобусной остановки.
Ствол, конечно, неплох, но совсем не хотелось, чтобы карман пропах порохом. И улика лишняя, и нюхать неприятно.
***
Черский сразу опознал выстрелы, непривычно гулкие в пролете двора, – сказался боевой опыт. С оледеневшим сердцем он поднял взгляд и просто посмотрел в окно кухни.
Он предчувствовал то, что увидел. И в то же время до боли хотел оказаться неправым. Ну не может же человек так точно угадывать! Ну не может же быть дело всем исключительно до него! Куча людей вокруг…
Но он, увы, угадал.
Нэнэ – в его куртке, почти его роста и в своих любимых унисексовых джинсах – лежала ничком на кучи мусора. И само ее тело было теперь не больше чем мусором. Он сразу это понял, даже с такого расстояния, хотя толком не мог разглядеть даже вытекавшую из-под нее черную лужу крови.
