– Готовишь хорошо?
– Одинъ не останусь.
«27 февраля 1953 года въ Большомъ театрѣ шёлъ балетъ «Лебединое озеро». Въ восемь часовъ въ своей ложѣ появился Iосифъ Сталинъ. До конца спектакля онъ былъ одинъ.
Затѣмъ попросилъ директора поблагодарить артистовъ. Послѣ чего уѣхалъ на Ближнюю дачу».
Алексѣй Рыбинъ.
Въ прикроватной тумбѣ, за ключами – тайна расположена, за сухой горбушкой хлѣба – тайна больше, за компасомъ – настоящая тайна сокрыта.
При кровати часы поросли травой – сухого вереска вѣтка придавлена. Здѣсь ледорубъ въ чехлѣ, трафаретъ и фото курорта. Въ рамкѣ жукъ-носорогъ, ассигнаціи въ пачкахъ. По фарфору чашки сѣтка кобальтомъ, цукаты въ вазѣ и книга «Синій цвѣтъ Арктики».
– Въ тотъ моментъ понялъ: ты – вотъ.
– Ты – наоборотъ.
***
Тюль задёрнутъ. Жизнь прожита на треть.
Въ аэропортѣ:
– Что въ вашемъ бочонкѣ?
– Кровь.
– Хорошо.
– Хорошо что оленья.
Фонарь такси вязнетъ въ липкой вьюгѣ (исчезая въ переулкѣ, за изгородью поворота). Твои рѣсницы дрожатъ, снѣгъ въ лицо, руки въ муфтѣ.
– Какъ къ тебѣ, такъ снѣгъ.
– Скоро сѣверное сіяніе показывать будутъ.
– Значитъ вовремя?
– Заходи.
Шалью укрыта.., бѣльё въ вишню, носки въ цвѣтъ.
Запечатлѣна офортомъ эпоха грозъ въ рамахъ, ода кедру повсемѣстной обшивки; но, а соболёкъ… соболёкъ на колѣняхъ калачомъ крѣпко спитъ.
– Только вотъ соболька не трожь. Не буди.
– Хорошо.
Бураго цвѣта варенье изъ шишекъ, вороновъ слободки травъ чай – изъ ихъ гнѣздовья. Чёрный самоваръ нагрѣтъ. Сурдина винила.
Ты ѣшь молча, не рѣшаясь произнести теплоту.
– Скучала.
– Призналась.
***
Время къ веснѣ замедляется, приходитъ мартъ, прекращаются метели и время останавливается полностью.
По тѣлу тѣльникъ, новаго льна брюки, обувь изъ замши и часы (съ механизмомъ «3031»).
– Ты берёшь своё генетической памятью, ты используешь недопустимое, чудовищное оружіе – твоя улыбка, какъ у Гагарина.
Цѣлительная сила хвойныхъ
Въ девяти градусахъ высоты луна, а совъ столько, что не счесть. Одну на ели слышно – за телеграфа проводомъ; иная – надъ туей шелестомъ волны прошла.
Въ печи гулъ гудитъ. Дёгтемъ тянетъ.
Лодка-долблёнка паритъ межъ макушекъ – серьёзный транспортъ для суровыхъ условій (изъ-подъ циркуля ещё тѣхъ инженеровъ). Паришь на снарядѣ огибая хвои стволы (собирая ковшомъ, молча любуясь).
Вотъ птица-ямщикъ въ пеплѣ, дятлы красными флажками по мачтамъ сосенъ разсажены. Поспѣли смородины красной бусины къ лѣту, ближе къ осени.
Небо синее видно, ночное; и дымки такъ чуть – до Эрмитажа не добраться.
Топчетъ лапищами совѣтская кошка.
– Можетъ котъ?
– Можетъ котъ.
– Всё это очень тревожно.
– Получается – тревожно.
Снѣгъ стекломъ самъ себя подъ резиной подошвъ рѣжетъ, весна ручьями обросла.
Проѣздного цирка трубы дымятъ; жгутъ клоуновъ, коней.
Между четвёртымъ и пятымъ этажомъ, за мусоросборникомъ, что скрытъ за шахтой лифта, можно обнаружить отходы – продуктъ существованія человѣкоподобнаго.
Разсохшійся пластикъ ліанъ, щербина бетона… По городу пахнетъ краской, гладіолусами и колбасой въ промасленныхъ бутербродахъ, завёрнутыхъ въ поліэтиленъ.
Глухая полночь нынче; сыро (запахъ сырого бѣлья, запахъ магазина «Овощи» и мокрыхъ ледяныхъ половъ, застланныхъ крашеннымъ оргалитомъ).
Флаги полотнами звукомъ дрожатъ. Мороситъ.
Въ воздухѣ пахнетъ сливовымъ компотомъ; постылыми голубцами.
– Роза вѣтровъ?
– Гиперреализмъ.
