– Второй раз говорю: ну и что? В Азербайджане останется очень много русских, вот увидишь.
– Для того чтобы остаться, мне, Саня, надо будет уйти с военной службы в запас, на гражданку, а уж потом снова наниматься на военную службу. Сама мысль о том, что надо минут пятнадцать пробыть без погон на плечах, мне противна.
– Э-эх! – Зейналов огорченно махнул огромной крепкой рукой. – И почему это правители наши не спрашивают нас, что можно делать, а что нельзя?
– Не спрашивают до тех пор, пока не спрашивают с них. А ведь с них спросят, и им придется ответить.
На шкару заглянул тезка Мослакова капитан-лейтенант Никитин, он жил в этом же доме, только в соседнем подъезде.
– Что за шум, а драки нет?
– Какое вино пить будешь, красное или белое? – спросил у него Мослаков.
– С утра пью красное. Вещи упаковал?
– А чего мне их упаковывать? Зубную щетку, пару форменных брюк, ночные шлепанцы на липучках. Все это вмещается в одном чемодане. Чемодан под мышку и – привет, буфет! Картины еще со стен сниму, на память о милом солнечном Азербайджане, да два рога из кладовки надо будет достать – в Астрахани обрамлю их металлом, чтобы водку было из чего пить… Вот и все имущество.
– У меня барахла побольше будет, – Никитин вздохнул, принимая стакан красного вина.
– Ты человек семейный, тебе положено.
– Что с нашими квартирами? Выдадут за них компенсацию или нет? – голос Никитина налился звонкой пионерской обидой, в глазах возникла досада. – Не то ведь в Астрахани высаживаться придется в чистом поле.
– Выдадут, – губы у Мослакова насмешливо дрогнули, – столько выдадут, что больше не захочешь. А потом добавят. Догонят и еще добавят. Чтобы не раскатывали губы…
Мослакову хотелось произнести другие слова, хотелось поддержать своего тезку – ведь у того было двое детей на руках, но поддержать – значит, соврать. А вранье Мослакову претило. Он вздохнул. Пауза была красноречивой.
Никитин отпил из стакана вина. Похвалил:
– Цимес!
На следующий день Мослаков с Никитиным пошли вместе в контору, прозванную «медресе», расположенную в старом, еще царской поры особняке, обсаженном тенистыми кипарисами. Их принял чиновник, наряженный в парадный черный костюм и белую рубашку. «Как в похоронном бюро», – отметил про себя Мослаков.
Во рту у чиновника призывно поблескивали несколько золотых зубов. Он, доброжелательно улыбаясь, повертел в руках бумаги, протянутые ему офицерами, стал улыбаться еще доброжелательнее, еще шире.
– Кое-каких справочек не хватает, – сообщил он.
– Каких?
– Ну, к примеру, справки из вашего жэка, что у вас нет задолженности по квартплате.
– Во, блин! – не выдержал Мослаков. – У нас же квартиры отнимают. От-ни-ма-ют. Скоро, похоже, вообще потребуют, чтобы мы за них заплатили.
– Рад бы помочь, но не могу, – чиновник улыбнулся так, что у него стали видны сразу все зубы. – Иначе эту справку потребуют с меня!
Он умолк, давая понять, что аудиенция закончена.
Через два часа нужные справки лежали перед чиновником. Лучезарно улыбаясь, чиновник повертел их перед глазами, положил на стол, провел по ним рукой, будто утюгом.
– Это еще не все, – сказал он.
– Чего не хватает?
– Справки о том, что у вас нет задолженности по оплате электроэнергии.
– И газа тоже?
– И газа тоже, – с прежней подкупающей улыбкой подтвердил чиновник. Прижал руку к груди, там, где сердце.
Потеряли еще два часа, добывая нужные справки. Вновь появились в особняке.
