Получилось немного высокопарно, но у Марии таким выходило любое суждение, даже самое правильное.
– Что ж, значит, в этом плане у нас консенсус: мы все хотим узнать побольше, – сказал Тошук. Он посмотрел поверх наших голов. – Похоже, совсем скоро у нас будет возможность реализовать это желание.
Повернувшись в ту сторону, мы увидели движение среди кустов; направо от главной тропы вниз отходила еще одна, более узкая и извилистая. Видимо, это был короткий спуск к морю. Сейчас по этой тропе к нам поднимались люди. Издали они казались сплошной серой массой. Но приблизившись, масса оказалась не столь уж большой – не больше трех десятков человек. Некоторые из них волокли за собой тележки, привязанные к поясу. Одеяния у всех были такие же, как у солдат и у Теше: либо простые подпоясанные рубахи и собранные на шнурке у пояса мешковатые штаны, либо (вероятно, это был щегольской вариант, потому что так были одеты в основном женщины и молодые мужчины) – сложная обмотка всего тела одним или несколькими кусками ткани, отдаленно напоминающая индийское сари. Разве что это «сари» было коротким (у мужчин – выше колен, у женщин – чуть ниже) и обмотано более плотно – плечи были закрыты. У некоторых костюм представлял собой комбинацию обоих вариантов. Женщины относились к своей одежде, если можно так выразиться, более изысканно. Их обмотки сохраняли попытки окрасить ткань какими-то нестойкими растительными красителями: попадались розоватые, голубоватые и даже темно-коричневые куски (последним, вероятно, ранее полагалось быть черными). Но в основном одежда была невнятно-серой. Я заметил довольно много украшений на шеях, руках и ногах: чаще всего это были неяркие бусины, нанизанные на шнурки. Наиболее нарядно выглядели прически: это были сложные комбинации из косичек, узлов, хвостиков и иных форм, украшенных теми же бусинами и шнурками. Видимо, волосы здесь были наиболее доступным объектом для экспериментирования. Сложные прически были даже у некоторых мужчин. Особенно выделялась голова одного парня – белобрысая, коротко выстриженная снизу, а сверху украшенная тремя длинными хвостами. Концы их выбились из узла – а может, это было сделано намеренно – и весело болтались при ходьбе. На ногах у одних были сандалии, другие были обуты в нечто вроде кожаных мешков, привязанных на шиколотках ремнями. Но, что любопытно, обладатели щегольских мужских причесок шли по камням исключительно босиком, словно бы это была плата за следование моде. Впрочем, не похоже было, чтобы они страдали: их грязные мозолистые ноги уверенно ступали по острым камням. Видимо, к веткам они относились столь же спокойно, потому что их голые щиколотки были сплошь покрыты царапинами и ссадинами. Еще издали я заметил, что все идущие – и мужчины, и женщины – улыбались и переговаривались между собой; улыбки и взгляды были точно такими, какие возникают при общении разнополой молодежи. Разве что в нашем мире к этому коммуникативному комплексу добавились бы еще нескромные жесты, обхватывания и непременно громкий, вызывающий смех. Здесь ничего такого не было. Все эти люди явно были на работе: все, кроме женщин, несли на спинах туго набитые котомки либо тащили груженые тележки. Разговоры были негромкими, эмоции выражались в основном во взглядах.
Путники заметили нас еще издали, но их поведение от этого ничуть не изменилось. Они так же неторопливо поднимались в гору, не прекращая своих бесед, и приостановились, лишь выйдя на главную тропу рядом с нами. Двое мужчин, шагавших первыми (один молодой и один – лет сорока) церемонно поклонились Тошуку, что-то невнятно бормотнув при этом; в нашу сторону они послали легкий кивок. Тошук, как и раньше, издал несколько отрывистых звуков, но, насколько я мог судить из его прежде сделанных пояснений, произнесена была целая фраза, только с проглатыванием гласных.
