–– Одни лишь очки у него советские, ты таких действительно нигде не мог видеть. Ну а все советское, как известно, самое лучшее, потому и выделяется – тут они снова почему-то заржали, хотя я не видел ничего смешного в хорошем качестве советских товаров. Оставалось непонятным, почему склонный к маскировке сотрудник ГРУ допустил прокол с очками. Спросить я не успел:
–– А что ему оставалось делать? У него же астигматизм – ответил Майлк на не заданный мною вопрос.
Потом, взглянув на напарника, спросил немного непонятно:
–– Как засвечиваться будем?
–– Может его домой подвезти? – предложил "Джон".
–– Слишком грубо – отрезал Майкл – Завтра что-нибудь придумаем. Ладно, хватит на сегодня, а то нашего Стэнли удар хватит.
Сейчас Майкл был похож не на сурового шпиона и не на мрачного ФБР-овца, а скорее на доброго дядюшку. Но было заметно, что его беспокоит что-то еще. Поколебавшись лишь мгновение или два, он открыл дверь в соседнюю комнату и, заглянув туда, произнес пару слов, которые я не расслышал. Через минуту оттуда вышла веселая брюнетка средних лет и помогла мне надеть бронежилет под рубашку, снабдив его рекомендацией никогда его не снимать вне дома. Подмигнув брюнетке, которой я успел продемонстрировать свой торс, я гордо вышел на улицу, чувствую себя Шоном Коннери и Роджером Муром2 одновременно демонстрируя при этом походку Юла Бриннера3, хотя бронежилет ощутимо тянул меня вниз. Мы вышли к машине и Майкл сказал:
–– Доберешься сам? Тут совсем рядом трамвай ходит.
Я устало кивнул. Когда мотор завелся, Майлк перегнулся через "Джона" и сказал:
–– Клод…
–– Что? – не понял я.
–– Клод Белвью. Это мое имя – сказал он.
–– Йорам – сказал "Джон".
–– Я понял – пробормотал я – Наверное тоже имя.
Новоиспеченный Йорам улыбнулся так, как наверное мог бы улыбнуться памятник Линкольну, если бы конечно памятники могли улыбаться. А ведь он не из ФБР, подумал я, но развивать эту мысль у меня уже не было сил.
Трамвай быстро довез меня до границы Бостона и Бруклайна. Оттуда до моего дома нужно было пройти всего два блока, и дорога была обычно хорошо освещена. Поэтому я шел погруженный в свои думы и не смотрел по сторонам, хотя в иных местах нашего города, порой следует быть поосторожнее. Последний фонарь перед нашим подъездом не горел, как частенько случалось последнее время, и я стал внимательно смотреть под ноги. Вероятно именно это меня и спасло, потому что внезапно по асфальту метнулась длинная тень. Наверное виной этому был фонарь в дальнем конце улицы, свет которого на миг загородил человек, ударивший меня длинным ножом. Напуганный страшной тенью, я дернулся и лезвие, метящее мне в шею, скользнуло мимо, лишь оцарапав кожу. Промахнувшийся, лицо которого я не смог увидеть, различив лишь черную куртку, ловко перехватил нож и ударил меня снизу в живот. Удар ножом снизу бывает обычно слабее, чем удар замахом, но мой убийца постарался на славу, сразу обломав лезвие о пластину бронежилета. Не ожидая такого оборота дела, он по инерции качнулся вперед и нежно меня обнял. Теперь я понял почему не смог его раньше разглядеть: парень был черным как ночь, а может быть мне так показалось со страху. Только сейчас я догадался истошно заорать и недолго думая заехал ему по носу. Получилось неплохо, наверное это сработал автоматизм полученный мной на кратком курсе бокса в колледже. Несостоявшийся убийца схватился за нос, а я еще добавил ему удар его в живот, заставивший бандита согнуться. При этом я непрерывно вопил что-то нечленораздельное. Но мне не дали торжествовать победу. Рядом со согнувшимся в поклоне бандитом возник еще один, такой же черный и в такой же черной кожанной куртке. Обеими руками он держал револьвер огромного размера, как у “Грязного Гарри”. До него были от силы два фута и мне показалось что дуло револьвера смотрит прямехонько мне в рот. Я даже увидел как стал сгибаться палец на курке и невольно закрыл глаза чтобы не видеть этого ужаса.
