За две недели до моего шестнадцатого дня рождения – или двадцать первого, как считали девочки – ресторан арендовал один тип, который собирал средства для театров. Их первое представление называлось «Мадам Баттерфляй», и наряды были соответствующие. В тот вечер работали только девушки, по желанию клиента. Нам всем дали черные платья и огромные крылья из шелка и проволоки. Они крепились специальным клеем и латексом… до чего же это было мерзко! А волосы нам велели собрать на затылке.
Мы решили, что это все-таки лучше, чем извращенческие наряды пастушек или кринолиновые платья времен Гражданской войны в предсвадебный ужин. Они занимали кучу места в квартире и когда в конце концов надоели нам, мы обменяли их на рождественские подсвечники. Все было не так плохо, хоть нам и пришлось прийти на работу намного раньше, чтобы надеть проклятые крылья. К тому же мы могли оставить себе платья. Обслуживать столики с огромными крыльями за спиной оказалось адски сложно. Когда мы покончили с сервировкой основных блюд и собрались на кухне, пока в зале представляли спонсоров, никто не знал, плакать нам или смеяться. Некоторые смеялись сквозь слезы.
Ребекка, старшая официантка, со вздохом опустилась на стул и положила ноги на ящик. Она была беременна и уже не могла подолгу ходить на каблуках. Но это избавило ее от чертовых крыльев.
– Я этого не вынесу, – простонала она.
Я встала позади стула, насколько позволяли крылья, и принялась массировать ей плечи и спину.
Хоуп посмотрела в щель между дверьми.
– Мне одной кажется, что для старикана наш клиент еще неплохо управляется с хером?
– Он не так уж стар. И следи за выражениями, – одернула ее Уитни. Были такие слова, которых Джулиан не желал слышать от нас во время работы, даже на кухне. И «хер» входило в их число.
– Его сынок старше меня. Значит, он старый.
– Тогда пофлиртуй с его сыном.
– Нет уж, спасибо. Так-то он ничего, но с ним что-то не так.
– Он не глазеет на тебя?
– Он слишком много глазеет, на всех нас. Что-то с ним не то. Уж лучше я поглазею на старикана.
Мы стояли на кухне и болтали, обсуждая гостей. Потом презентацию прервали, и вновь началась беготня по залу. Я оказалась рядом со столиком нашего клиента и смогла поближе взглянуть на того самого старика и его сына. Ясно было, что имела в виду Хоуп, когда говорила про сына. Он действительно был хорош собой и неплохо сложен. Темные глаза и русые волосы, как у отца, хорошо сочетались с загаром.
Хоть загар и казался искусственным.
Но было в нем что-то еще, в его взгляде, как он смотрел на нас. За пленительной улыбкой скрывалась откровенная жестокость. Его отец был просто обаятелен и молчаливой улыбкой благодарил нас за наши усилия. Он остановил меня, коснувшись бедра двумя пальцами, и это не казалось чем-то бесцеремонным или зловещим.
– Прелестная татуировка, моя милая.
Я проследила за его взглядом. За пару месяцев до этого все мы, даже Катрин, сделали себе татуировки. Потом это казалось нам чем-то нелепым, мы даже не понимали, как вообще решились на это. Мы тогда были немного навеселе, Хоуп доставала нас, пока мы не сдались. Татуировка была на правой щиколотке, с внешней стороны: изящный узор из переплетающихся черных линий. Это Хоуп такой выбрала. София, самая здравомыслящая из всех, была против бабочки: это слишком вычурно и банально. Но Хоуп стояла на своем. Если ей что-то взбредало в голову, она была невыносима. Как правило, на время работы мы прикрывали татуировку одеждой или косметикой. Но, учитывая тематику вечера, Джулиан сказал, что рисунок можно не прикрывать.
