Сад нашей памяти - страница 21

– Она бросила меня, – заявила тогда Либби.

– Нет, детка, твоя мама ни за что бы тебя не бросила, – возразил отец.

– Моя первая мать вообще от меня отказалась, – не отступала Либби.

– Нет, она отдала тебя нам, чтобы мы тебя удочерили.

– Когда я стану матерью, я ни за что не оставлю свое дитя.

Ей припомнилась роскошная цветочная композиция, доставленная в похоронное бюро от семьи Картер для ее матери. Она была не самой большой, но выглядела потрясающе, и цветы в ней были как будто собраны в садах поместья Вудмонт. При ней имелась лаконичная сухая надпись: «Соболезнования от семьи Картер». Похожая композиция прибыла и к гробу умершего в январе отца Либби – только на этот раз явно от постороннего флориста.

Доктор Картер-младший, Эдвард, был, как прежде и его отец, акушером-гинекологом. Либби подозревала, что ее папа за долгие годы своей медицинской практики как-то пересекался по работе с доктором Картером. И теперь, из профессиональной любезности, семейство Картер выказало им соболезнование и скорбь. Это было довольно узкое сообщество, где все друг друга знали.

Дорога вильнула влево, затем обратно повернула вправо. На поворотах от колес вздыбились облачка пыли. Наконец у дороги появилась небольшая табличка, гласившая: «Главный особняк» – и направлявшая налево. Либби свернула налево.

Она бывала здесь уже много раз и знала, что дорога, по которой она сейчас едет, упирается в другую, кружную подъездную дорогу, что словно обводит высокий белый дом, выстроенный в колониальном стиле.

Слева и справа от дороги раскинулись два прекрасных сада. Слева от Либби был цветочный сад, окаймленный аккуратно подстриженными самшитовыми деревцами. Путь к нему шел под широкой аркой, увитой мощными лианами жимолости. В центре цветочного сада на постаревшей от многих непогод каменной колонне стояли медные солнечные часы. На металле были выгравированы слова английского поэта:

Сад – это проблески триумфов на фоне череды потерь.

От этой центральной точки спиралями расходились закругленные цветочные клумбы с густыми посадками маков, лилейников, васильков.

Сад по другую руку был более практичным, хотя и не менее красивым. Отсыпанные мелким гравием дорожки обводили прямоугольные клумбы, пестревшие пышными полезными травами. Длинная шпалера с виноградной лозой поддерживала заодно томаты с наливающимися плодами, лианы с гроздьями огурцов, а также красную и зеленую стручковую фасоль. Среди овощей там и сям были разбросаны цветущие кустарники, что придавало всему саду ощущение контролируемой вольности, не давая ему выглядеть чересчур правильным и степенным.

Следы субботней свадьбы были старательно вычищены, и все здесь пребывало в том же идеальном нетронутом виде, как и в день прогона, когда они прогуливались здесь с невестой, обсуждая предстоящее празднество.

Выйдя из машины, Либби закинула на плечо сумку. Неподалеку послышался низкий собачий лай, за которым тут же последовало гавканье другой собаки, уже поближе. Обе уже во всю прыть мчались к Либби.

«Так вот и растерзали одинокого фотографа дикие звери…»

Как оказалось, низкий лай исходил от черного метиса лабрадора, девочки, которой явно не было еще и года. Второй голос принадлежал старенькой таксе с короткой шерстью, кривыми лапками и значительностью авторитетного пса. Лабрадориха держала в зубах палку и так быстро махала хвостом, что, казалось, только чудом с такой-то вертушкой удерживалась на месте. Такса хранила настороженную сдержанность – впрочем, шерсть у нее на загривке не вздыбливалась. Лабрадор тут же с намеком положил палку у ног Либби, а такса между тем поводила вокруг нее носом, принюхиваясь.