Сад нашей памяти - страница 32

– Буду иметь в виду, если Элайна и впрямь решит ступить на эту стезю. А ты давно уже в фотобизнесе?

– Пять лет. Поначалу я была медсестрой при онкологических больных. Но потом настал момент, когда мне понадобилось отойти от этой работы.

– И ты достаточно востребована как фотограф?

– Я бы сказала, очень.

– Тебе повезло.

– Да, работа всегда дело хорошее.

Он понизил передачу и сбавил ход, поднимаясь по пологому холму. Лес вдалеке расступался, и Либби заметила там проблеск реки. Поместье Вудмонт располагалось у округлого изгиба реки Джеймс, где она заметно сужалась. За весну и начало лета дожди подняли в ней уровень воды, и река быстрее покатилась по острым выпирающим камням.

– Река, смотрю, там намного уже, – сказала Либби.

– Обычно вода спокойная. И в это время года у нас тут много любителей каяка.

– Сегодня-то, скорее, их ждет сплав по бурной реке.

– Это да. Бывают и смертельные случаи.

Либби обратила внимание на его руку, держащую руль, и поймала себя на том, что не может отвести взгляд от его загорелых пальцев с аккуратно подстриженными ногтями. У Коултона были очень сексуальные руки, и эта мысль напомнила ей о том, что последний раз она занималась любовью, еще когда пыталась забеременеть от Джереми.

– А где ты жила до того, как сюда вернулась? – поинтересовался Коултон.

– В Ричмонде. Снимала там квартиру в историческом районе города. Всегда любила старинные здания со своей историей.

Между тем пикап спустился по небольшому склону, повернул – и сразу же Либби увидела стеклянную конструкцию размером примерно шесть на двенадцать метров, уютно устроившуюся посреди лесных зарослей.

– Это и есть оранжерея?

– Надо думать, официальное ее наименование – «солярий» или «зимний сад». Фактически это теплица – только намного пальцастее.

Поставленные вытянутым восьмиугольником стеклянные стены соединялись куполообразной крышей. Стекла сплошь покрылись грязью и обросли мхом, а также пышными лианами плюща, мешавшего увидеть, что внутри. Густая растительность плотно подступала к стенам, отчего все это сильно смахивало на площадку для съемок какого-нибудь малобюджетного фильма ужасов.

– Элайна желает, чтобы ее восстановили, – молвил, запарковываясь, Коултон.

– Да уж, задача не из легких.

– Меня, признаться, все имение изрядно заставляет попотеть. Но Элайна уж очень исполнилась решимости вернуть Вудмонт к жизни.

– Должно быть, она сильно его любит.

Задержавшись запястьем на руле, Коултон поглядел вперед.

– По-видимому, да.

– А сама она сюда приедет?

– Да, будет с минуты на минуту.

– А ты еще внутри там не был?

– Входная дверь наглухо заперта и давно заржавела. Это своего рода капсула времени.

– И давно она закрыта?

– Лет этак тридцать, плюс-минус, – пожал плечами Коултон. – Никто даже точно не знает.

Они выбрались из пикапа, и Либби порадовалась, что у нее есть лишняя минута разглядеть оранжерею поближе. Солнечные лучи преломлялись сквозь стекло, создавая изумительные формы и светящиеся углы. Либби подняла фотокамеру и принялась снимать.

– Ее возвел дедушка Элайны?

– Да, в 1941-м. В качестве подарка своей английской невесте. Доктор Картер познакомился со своей будущей женой Оливией, когда учился медицине в Оксфорде.

– Чудесный свадебный подарок.

– Как гласит семейная история, из-за войны они поженились гораздо раньше, нежели планировали. Тогда как раз начался Большой Блиц[4], и оставаться в Лондоне было небезопасно.