– Вы не познакомили меня с ней.
– Да хоть сейчас!
– Нет-нет, успокойтесь, – а мне действительно было так приятно и уютно находиться в своем кресле, что я размяк, как масло и весь ушел в слух. – Продолжайте.
Глеб почувствовал в этой молодой женщине какой-то особый аромат печали и изысканности, наверно то, что ему не хватало дома. Клара – прекрасная земная женщина, обладающая здоровой притягательной силой, Саша – вечный молчаливый укор как бы всему суетному, шумному, олицетворение протеста против всего «общественного», «обобществленного» (слова-монстры, понятия-монстры, которые она не принимала). Она жила своим миром, не оглядываясь на других. Глеб видел в этом силу, хотя на самом деле здесь было совсем другое. Но он еще не скоро узнает об этом. Потому и сидит сейчас, вполне довольный жизнью, и рассказывает об утонченной Александре, живущей на грани оттенков, звуков, танцующей замысловатый изящный танец в пасти крокодила.
– Почему крокодила?
Я рассмеялся:
– Ее могут проглотить в любую минуту ваши монстры, так пусть это будет крокодил.
– Хорошо, пусть будет по-вашему. Хотя я так не считаю. Пока я с ней, ей не о чем будет беспокоиться.
И он принялся перечислять все, на его взгляд, необходимые ей для жизни, вещи и вещицы: «Шкатулка из яшмы, серебряная солонка, чайный сервиз, бусы из хризолита…» И все это, не считая платьев, блузок и пеленок для маленькой новорожденной Машеньки.
– Знаете, она чем-то напоминает мне мою старшую дочь, но Наталия моя более жизнерадостна. Наталия – творит, она постоянно рисует, она готова изрисовать все пустое пространство будь-то на бумаге, ткани, коже, стене… Саша – по природе созерцатель. Она питается ЧУЖОЙ живописью, слушает ЧУЖУЮ музыку, наслаждается всем этим и… почему-то угасает.
– Признайтесь, Глеб, ведь она утомляет вас. Она просто до смерти утомила вас. Она парализует вас!
Он закрыл ладонями уши и замотал головой, как от зубной боли. Я понял, что попал в цель.
– Вы не должны так говорить! Я боготворю ее…
– А спите с Кларой.
– Это не высокопарность: я ответственен за нее, наконец.
– Вот это совсем другое дело. Теперь представьте, что с ней станет, если вы ее бросите? Хотите прочитаю?
Глеб медленно поднял на меня глаза. Казалось, он испугался.
– У меня есть и такой вариант. Собственно, я помню этот кусок наизусть.
«Он пришел к ней через месяц. Открыл дверь своим ключом. Звучала музыка Скрябина. Саша лежала в темной, с задернутыми шторами, комнате, с закрытыми глазами. Услышав шаги, она слегка повернула голову и удивленно вскинула брови. «Милый, как хорошо, что ты пришел…»
– Довольно! – Глеб встал с кресла и зашагал по комнате. – Да, все так оно и есть. Но только я не оставлю ее. Это правда, в ней мало жизни, но весь смысл моего раздвоения, если хотите, и заключается в контрастах.
– Вы ходите по канату.
– Да, я канатоходец, меня устраивает моя жизнь. И я действительно люблю Клару. Вот вы сейчас так на меня смотрите, что мне уже кажется, что не вы сумасшедший, а я. Но и это нисколько не шокирует меня.
Он немного успокоился и вернулся в кресло.
– Очень вкусный сыр, свежий, и чай…
Он улыбнулся, и мне показалось, что мне улыбнулось мое отражение.
***
ДУХИ МОЕЙ СЕСТРЫ. Катя вышла из булочной и столкнулась лицом к лицу с Банком. Не зная, что сказать и как себя повести, она спросила первое, что взбрело ей в голову: «Это что, энциклопедия?» И ткнула пальчиком в зажатую под мышкой Банка толстую книгу в черном кожаном переплете.
