Маус фыркнул:
– Когда я был маленьким, я вообще не знал, что девчонки есть на свете.
Мур вздрогнул. Когда он сам был маленьким, он тоже этого не знал. Довольно долго. Стоп. Нельзя вспоминать.
– Тебе рассказывали, почему ты осиротел? – не надо было задавать этот вопрос – но с Мауса все как с гуся вода.
Он хрюкнул и опять посмотрел на Мура как на идиота:
– Я не осиротел. У меня вообще не было никогда родителей.
Мур присмотрелся. Да, это не сиротство стоит серой стеной в его глазах. Это…
– Я – человек понарошку, искусственный, – сообщил Маус. – Нави. От слова «Навигатор», потому что изначально…
– Я знаю.
– Еще бы. Ты сам такой же. Нави.
– Не говори никому, – преодолев дрожь, серьезно сказал Мур. Какие у него детские глаза – доверчивые? У Мауса?! Чего это? И когда он этот взгляд уже встречал? – Ни про меня, ни про себя. Особенно детям.
– Да это ясно, – отмахнулся Маус. – Знаю я… Как они смотрят и как разговаривают… Ладно, я не буду болтать.
Дома было грязно после утренних боев, но Мур махнул рукой и пошел в свою комнату. Положил новые книжки и тетрадки на пустой стол. Теперь придется снова жить здесь… Противно. Он прилег и сказал Маусу, замершему в дверях со своими пакетами:
– Иди к себе. Если можешь, веди себя тихо.
Маус исчез. Несколько минут Мур прислушивался, но было тихо, бок переставал болеть, и он сам не заметил, как уснул. Проснулся от легкого шороха, поднял голову – Маус осторожно собирал с пола осколки разбитой утром чашки и обрывки учебника. Увидел, что Мур проснулся, сразу присел и уставился своими черными дырками. Мур усмехнулся:
– Ты что, исправляешься?
– Не обольщайся. Я тебе еще устрою… всякое, – пообещал Маус, кривясь. – Когда выздоровеешь и перестанешь быть чучелом. Извини, что разбудил. Я бы и утром не бесился, если б помнил, что ты только из больницы. Я везде прибрался, и рубашку постирал. Что еще сделать?
– Сам отмойся.
Он молча кивнул, собрал оставшийся мусор и вышел. Мур еще полежал, прислушиваясь к ноющему боку – странно, ведь в больнице вообще уже ничего нигде не болело? Потом встал. До вечера было еще безнадежно далеко. Он задрал рубашку и посмотрел на шов – что-то неприятно красный… Сходить к доктору? А Мауса куда? Он подошел к окну и посмотрел в угол сада, где утром заметил проем в пасмурный осенний лес – ничего. Закрылся наглухо. Стало не по себе. Проемов он не видел, только когда бывало совсем плохо. Но сейчас ведь не опасно болит? Паршиво…
Отмывшийся и надевший новую одежду Маус стал похож на человека. Вот только глаза… и ноги… Грязь смылась, и отвратительные расчесы явились во всей воспалившейся гнойной красе. Болячки в углах рта – тоже. Нет, к доктору надо прямо сейчас. Мур сходил умыться и позвал:
– Идем.
– Куда?
– С этим надо что-то сделать, – кивнул он ему на ноги. – Давай, тут доктор недалеко…
– Я не хочу!
– Я тоже, – устало сказал Мур.
А доктор сказал:
– Мурчик, радость моя живучая! Ну как ты? Я сейчас собирался сам тебя проведать.
– Бок болит.
– Давай посмотрим… А внутри тоже болит?
– Днем болело.
– Бегал? Тебе же все сказали, что надо беречься!
– Убережешься тут…
– Да на самом деле не страшно. Перенапрягся… Только знаешь что… Давай-ка помажем… И заклеим. Сейчас пойдешь и ляжешь, ужин тебе домой принесут, а утром я зайду и посмотрим… Ты уж побереги себя. Все ж тебе такой шанс выпал, так ты цени.
– Я ценю… – Мур доктору почти невольно доверял: они хорошо познакомились, когда Мур зимой заболел. – Вот еще что… У меня тут Младший теперь, и…
