– Не знаете, может, полицию к ним вызвать?
– Не надо, – отмахнулась Таня. – Они по нескольку раз на день то ссорятся, то опять мирятся. Когда Павел тут жил, Лара себя прилично вела. Наркоманили оба, но по-тихому. Все из дома тащили, воровали, я думаю, тоже, но шуметь, нет, не шумели. А как этот обормот-пьянчуга у Лары появился, так каждый день крики, шум, драки. Сначала мы участкового вызывали, но потом он перестал приходить. Сказал, что у него других дел полно, чтобы сюда к нам по два-три раза в день бегать. Сказал, когда эти двое убьют друг друга, тогда мне и звоните.
– Значит, Ева Германовна тут не живет?
– Ева – нормальный человек. Вот вы тоже с виду нормальный. Вы бы стали жить с такими?
– Нет.
– И она тоже не стала. Оставила эту квартиру брату. Себе другое жилье купила и съехала. Уже года три, как не живет тут.
– А вы можете дать мне ее новый адрес?
Таня чуток поколебалась прежде, чем ответить.
Но все-таки сказала:
– Могу.
– Вот здорово!
– Только зачем вам адрес тети Евы? И кто вы такой?
Саша принялся объяснять. Но Таня перебила его на середине фразы.
– Ясно. Я все поняла. Вы из полиции. Утром сюда ваши уже приходили. Тоже Евой Германовной интересовались. Значит, обокрали контору, да? А я говорила, что рано или поздно тем дело и кончится. И что же вы так несогласованно работаете? Друг за дружкой ходить, много ли преступников поймаете? Ладно уж, пишите адрес.
Адрес Саша записал. Оказалось, это на другом конце города. Похоже, Ева Германовна постаралась забраться как можно дальше от своего братца.
– Мне почему-то показалось, что вы совсем не удивлены тем, что офис Евы Германовны обокрали? Или я ошибаюсь?
– Нет, не ошибаетесь. А не удивлена я потому, что нельзя так с людьми обращаться. Если люди на тебя работают, им нормальные деньги платить нужно. Вокруг все дорожает, а она им вместо того, чтобы прибавку к зарплате, наоборот, штрафы ввела, премий лишила, за переработки совсем платить перестала. Люди по двадцать четыре часа работают, особенно если в конце года, на работе пару часов поспят и снова работать принимаются. А им за это в конце месяца пшик! Раньше, до кризиса, оклад платили, в прошлом году половину, потом четверть, а теперь и вовсе ничего.
– Оптимизация.
– Богатые становятся богаче за счет бедных, которые еще больше беднеют. Разве это справедливо?
Саша пожал плечами. Что он мог сказать? Конечно, справедливостью тут и не пахло. Но справедливость ведь это такая вещь, которая сама собой не появится, ее восстанавливать нужно.
И тут его осенило.
– Вам это насчет премий Ева Германовна рассказывала?
– Уж не сама выдумала!
– Значит, вы с Евой были близки?
– Моя мама и тетя Ева дружат с самого детства. Они ровесницы. Только судьбы у них по-разному сложились. Мама замуж рано вышла, меня сразу родила. А тетя Ева все мыкается. А квартиры-то наши, сами видите, совсем рядышком. Когда тетя Ева еще тут жила, она частенько у нас отсиживалась. Придут к Павлику дружки, накурят, навоняют, тете Еве и возвращаться не хочется. Она сначала у нас комнатку снимала. Мама не хотела с нее денег брать, но тетя Ева ее уговорила. Потом лучше зарабатывать стала, квартиру себе сняла. Тоже неподалеку. А несколько лет назад купила в стройке квартиру. Как получила жилье, так носа сюда больше не кажет. Я ее понимаю. Каждый приход – это сплошная головная боль из-за Павлика. Вечно он у сестры деньги клянчил. А как она появляться тут перестала, а вместе с ней и деньги, Павлик воровать начал. Мы с мамой говорили об этом тете Еве, но она странная в последнее время стала. Сказала, что устала от выходок Павла. Что каждый сам кузнец своего счастья. И что она знать больше ничего не хочет про Павла. Если посадят, туда ему и дорога. А вообще, лучше бы он совсем умер.
