– Я вот только одного не могу понять… – завел разговор Тай, после того, как все выпили по первой и уже во всю хрустели огурцами: – Как так случилось, что разбойник с большой дороги в замке-то графском оказался, да еще его и за разбой не наказывают? Он же, я понял, и не прячется особенно?
– Да-а – это беда всей округи нашей, уж зим пятнадцать как! А ты пей молоко-то с медиком, милый, пока не остыло. Аль, колбаски хочешь? – заботливо похлопал по спине, сидевшего с ним рядом, нахохлившегося эльфенка дядюшка Лайсо.
И только потом продолжил начатый разговор:
– История-то долгая… ну, дык, мы и не спешим вроде уж никуда. – Он разлил настоечку еще раз по кругу.
– История эта началась давно, еще при старом графе. Первенец-то у графской четы на охоте погиб, еще обженить не успели и думали, что уж и титул и земли какому-нибудь племяннику достанутся. И вот, нежданно–негаданно на закате лет родила графинюшка еще одного мальчика… – трактирщик вдруг остановился и, отмахнувшись от последней фразы, как от ненужной, посчитав ее видно далекой от текущей истории, решил начать поближе:
– В общем, это я к тому рассказываю, что нонешний-то господин наш, получил наследство раненько – молодой совсем был. В то время у нас в округе красавицей первой слыла, мельникова единственная дочка. Высокая, статная, волосы, как пламя, и сама – огонь! Все парни ее были. Я тогда еще малолеткой совсем считался и со взрослыми парнями тягаться не мог, но и то на нее заглядывался, – он остановился, степенно положил ветчины на хлеб и подал эльфенку: – Съешь, давай, хоть колбаски… молоко-то уж совсем твое остыло. Ну, так вот, – вернулся он к своему рассказу:
– Но девка эта, мельникова дочь, не проста была – горда больно, балована. Сама раскрасавица, да и приданое у ней, по деревенским-то меркам, не мерянное было – вот и выросла такая. И что ей далось-то – но удумала она не крестьянской женой, а графиней стать. Окрутила молодого господина махом! Не прошло и луны, как она его на ярмарке зацепила, а уж в замке поселилась. По округе верхом скакала, всем командовала, своими бывшими подружками да ухажерами помыкала. А спустя год родила сыночка. Ну, и воот… – придыхнул он, залпом опорожняя очередную рюмашку, – …так продолжалось зим пять, а потом, в один прекрасный день уехал наш граф в столицу, да так и не вернулся. И, хоть молод еще был тогда, но видно не дурак – на мельниковой дочке-то он так и не женился. Но она, тем не менее, как госпожа в замке жила, да звереныша своего наследником растила. С тех пор и не видим мы графа почти, за все годы, если разов пять и приезжал, то хорошо. А в последние наезды, всегда с большой стражей, да с магом еще в придачу. А графинюшку нашу новую, так вообще не видали ни разу – только слух прошел, зим двадцать назад, что женился господин в столице, да законный наследник у него народился.
Повздыхав чуток по этому поводу, и, промеж делом, разлив опять по кругу, папаша Лайсо продолжил:
– А прознав, что граф женился, да в том браке сыном обзавелся, мельникова дочь совсем с цепи сорвалась – всю округу извела. А кому жаловаться-то, префекту, Совету? Граф-то сам носу не кажет, волю свою не выказывает… вот городское начальство и заменьжевалось, что предпринять не знает. Мельничихин графич подрос тем временем, компанией из всякого сброда обзавелся и начал озорничать по окрестным селам. В город и на Главный тракт, как правило, не лез, но уж зато по дальним деревенькам душу-то свою черную отводил, безнаказанность чуя. А вот зиму назад, как мамаша-то его от злобы своей с ума совсем съехала, да на мельницу покойного уж отца, сначала вернулась, а потом и померла совсем, он озверел полностью. Вот и к нам на Тракт выбрался, чего раньше не бывало. И если б не вы, господа спасители, то, не ровен час, и в город бы нагрянул! А так, может и помрет – с пузом-то пустым…
