Везет же иногда глупому эльфенку…
Впрочем, имеющиеся странности от этого понятней не сделались. Вон коты, например, в этой деревне были громадных размеров, а вот те же собаки – обычных, по породе. И так ведь многое…
***
« – Душно! Зачем так топить?!» – Вик попытался вздохнуть полной грудью, но сдавленные ребра не дали полностью расправиться легким, а тот несчастный глоток, который он умудрился втянуть, был горяч и сух и не принес облегченья.
Он открыл глаза, чтобы осмотреться, но его взгляд уткнулся в гладкий живот и нависающие над ним чуть тяжеловатые полушария грудей. Розовые соски были возбуждены и, казалось, прямо просились в ладонь. Потому и дышать тяжело – громоздящееся на нем тело было жарким, колени, сжимающие ребра, сильными, а мягкое лоно, вобравшее в себя его естество, голодным.
Вик поднял глаза выше – к лицу.
« – Опять она! Но так не должно быть!» – его пронзил жгучий стыд за то, что происходит, ведь на нем, слегка покачиваясь и исторгая из себя гортанные вздохи, сидела не кто-нибудь, а невеста брата – принцесса Демия.
Он завозился, пытаясь скинуть ее с себя, но собственное тело не подчинилось порыву, а наоборот потянулось к соблазнительной плоти всем, чем только могло. Ладони подхватили жаждавшие их груди, а губы впились в приоткрытый рот.
Вик испугался – он почувствовал себя куклой-марионеткой, которую кто-то дергает за веревочки. Мысли его бились в голове, но вот тело совершенно не слушалось их, а отзывалось на веленья тайного кукловода.
И тут же, к своему ужасу он понял, что какая-то часть его сущности была даже рада такому вынужденному безволию, потому что девушка, которая уже не спокойно покачивалась, а рывками скакала на нем, была прекрасна и распалена страстью. А какой здоровый молодой мужчина в силах отказаться от такого?! Но тем не менее Вик прекрасно осознавал, что эта часть его сущности значительно меньше, чем та, что изводится от совершаемого им предательства и горечи бессилия.
А принцесса меж тем обхватила его голову ладонями и, откинувшись, прижала лицо Вика к своей груди. Губы же его, сами собой, нашли один из твердых сосков и втянули в рот, а предательская часть сущности возрадовалась и принялась с упоением обсасывать и облизывать. Но другой он, содрогнувшись от омерзения, захотел отшвырнуть девицу, пихнуть, даже ударить побольнее… лишь бы она убралась от него подальше.
И тут Вик почувствовал как его губы, мусолящие сосок, уступают свое место зубам. Он, следуя этому позыву, сжал их что было сил, и отпрянул, чувствуя вкус крови на языке.
Но порадоваться достигнутому успеху ему не довелось – принцесса, вместо того что б в гневе слететь с него, вдруг хрипло ахнув, залепила ему звонкую пощечину и захохотала, довольным раскатистым смехом! И понял Вик, что это не его желание отделаться от нее так проявилось, а откуда-то взявшаяся уверенность, что ей это понравиться!
Ей это нравилось! А ему? Да, в принципе, его никто и не спрашивал…
Тело принцессы выгибалось на нем, колени с утроенной силой судорожно сжимали его бока, а пальцы цепкой хваткой впивались в плечи. Он же отвечал ей – по-звериному, с рыком, терзал ее, не боясь оставлять синяки на нежной коже. Трезвый же разум Вика, запертый в клетке, изводился от непристойности происходящего и искал выход.
И нашел. Как уж при полном сознании, а не во сне, он смог позвать дракона, и каким образом тот объявился в спальне, Вик не знал. Но вдруг повеяло прохладой – это огромные крылья захлопали над кроватью, а потом из ужасной пасти полился огонь, который, не причинив вреда ему, ударил по принцессе. Отчего она, по крысиному взвизгнув, стала таять и, как восковая свеча от сильного жара, растеклась по его животу и простыням, а затем, липкой лужей соскользнула с кровати.
