– Я не слышал еще эту историю. Но ничего страшного в ней не вижу, – бывало и хуже, – припомнил он о чем-то своем. Чего же ты от меня хочешь,
али с Локи в первый раз столкнулся? Он у нас всегда так действовал, и ничего мы с ним поделать не сможем, как бы не старались, таким он был, таким и останется. Он самодовольно взглянул на героя, про себя отмечая, что тот в последнее время таким чувственным и неуверенным в себе стал казаться. Разве в славной его юности, когда все только начиналось, могла его интересовать какая-то заурядная история, про неведомого воина, которому вздумалось спесь и дурь свою перед богом хитрости показывать? Но и погибели – то не было на счету Локи, а только изгнание, словно это суровое наказание, да со временем он еще и благодарен ему будет за то, что все так вышло. Вот и Локи прежде просто так не остановился бы и уж точно непокорного укокошил, а тут изгнание – велика важности. И говорить даже о том не стоит.
Кажется, он увлекся собственными размышлениями, а Тор говорил, и глаголил он пламенно и страстно.
– Поединок должен быть честным и равным, и негоже богам до обмана отпускаться, конечно, если они Боги еще. А там с самого начала все было ложью и плутовством. И глупо отправлять к врагами нашим самого мужественного и отважного из воинов. Этот подлец снова взялся за старое, всего прошлого ему мало оказалось. А со временем он что-то и похуже придумает, кто бы в том сомневался.
Но Тор замолчал на полуслове, в тот миг Один знак ему подал, и чувствовалось, как все в груди его богатырской клокотало.
– Не смей оскорблять одного из богов, и не самого худшего из нас. И относиться нам следует друг к другу с почтением, что бы ни происходило.
В глубине души Один понимал, что он требует от Тора невозможного, но от сказанного отрекаться не собирался.
– Я не понимаю, отчего ты так возмущен, ведь этот парень, если он так силен, может тебе соперником быть и возможно о тебе как раз, и заботится тот, кого ты полчаса грязью поливаешь.
Наверное, эта речь была большой глупостью, ведь ему самому неуютно стало от сказанного. Но и мудрецы порой глупости глаголют, когда чувства их одолевают.
– Не обо мне он думал, если бы вообще думал, то ничего подобного не случилось. И не говори, что я не упреждал тебя о том, что хваленный твой бог нас доведет как всегда до беды. Тор готов был уйти, но не получил на это позволения, и потому снова открыл рот.
– Верни Рогволода назад, или… – он помолчал одно мгновение перед решающей фразой, или отправь меня вместе с ним в жуткое это путешествие.
Но, кажется, это была последняя капля, выведшая Мудрого бога из себя, и он взревел почти:
– Никаких условий, он продолжит свой путь, а ты тут останешься, нечего по чужим землям шастать да чужим князьям служить. И без тебя там немало воинов отважных князькам земли добывают да девок славянских брюхатят, а в теплом климате вы вовсе разогреетесь. И что от славного моего воинства останется. Я поговорю с Локи, он будет реже свои дурацкие поединки устраивать, но это дело решенное, и напрасно ты ноги бил. Он оборвал себя самого, решив, что слишком долго с богатырем разговаривает, и погрузился в полусон размышлений, не обращая внимания на происходящее.
«Какая наглость, – возмущался он, – Тор, конечно, отважнейший из воинов и героев, немало саг о нем сочинили и еще сочинят. И может быть, со временем он среди богов окажется, если свои занудством надоедать не особенно будет, но кто ему позволит врываться к Верховному Богу и требовать от него наказания для другого бога. Локи тоже хорош, но это еще не значит, что с ним, как с простым смертным поступать нужно. И как бы хорош не был этот неведомый воин, не такая уж он важная птица, чтобы из-за него покой нарушать и глотки свои рвать.
