Саксофон Гавриила - страница 33

– Да, я вижу тело чужеземца около куста.

– Ты чувствуешь определённую долю вины из-за того, что он погиб. Из-за дружбы с тобой он задержался в твоём селении, и погиб. Хотя мог двинуться в путь раньше и тогда бы остался живым. Из-за этого латентного чувства вины тебе кажется, что его убил твой старший брат. Хотя это не так. И твоей вины в его смерти нет. Он сам ответственен за свои поступки и сам должен был чувствовать, что ему стоит говорить в твоём селении, а что нет, и как ему стоит вести себя чтобы не обидеть хозяев того места куда пришёл. Твоей вины в этом нет. Но тебе дорог этот человек, и теперь ты выполнишь все то, что живой должен сделать по отношению к мёртвому, отдав тем самым последний долг своему знакомому. Ты похоронишь его по обычаям и с почестями принятым у тебя в селении. Это все, что ты сейчас можешь сделать для этого человека, и ты полностью выполняешь свой долг перед ним. Ты делаешь это?

– Да. Я оборачиваю его тело в длинные материи. Потом отношу к пещере в горе и кладу там. Над его телом я молюсь Отцу Небесному…

– Нет-нет, давай без Отца Небесного… – В голосе Игоря Ивановича слышится раздражение. – У чужеземца ведь наверняка свои боги, которых ты не знаешь, так что пусть он сам со своими богами разбирается, когда попадёт в рай.

– А он точно попадёт в рай?

– А как же… Можешь не сомневаться. Просто оставь его тело в пещере, поблагодари мысленно за все, что он дал тебе в этой жизни, пожелай всего наилучшего в том месте и времени, где он сейчас находится, простись с ним и выйди из пещеры. И в тот момент, когда ты выходишь из пещеры, ты видишь бескрайнее синее небо над собой и яркое солнце. Ты наполняешься радостным чувством бесконечности этой жизни. Во все клетки твоего тела проникает ощущение удовлетворённости от исполнения своего долга перед ближним. Свободный, умиротворённый и счастливый, ты идёшь вперёд. Ты чувствуешь это?

– Да, я чувствую себя свободным и умиротворённым.

– Очень хорошо. И тогда нам пришло время выйти из этой ситуации и переместиться в другой важный день твоей прошлой жизни.

– Посмотри на свои ноги. Во что они обуты?

– В сандалии.

– Подними глаза, посмотри вокруг. Что ты видишь?

– Жёлтую глинисто-песочную землю, мелкие кустики, небольшие камни. Здесь очень жарко. Я уже давно нахожусь в этом месте. Моя кожа покрыта струпьями, губы – растрескавшиеся и сухие. Я пришёл сюда, потому что был мал, и хотел стать большим, был лужей, и хотел стать колодцем, чтобы не могли меня осушить за день, а мог я утолять жажду приходящих ко мне вечно. Меня беспокоило то, что я мог свидетельствовать любовь и видеть будущее царство Отца моего, но я ощущал себя малым. Мне нужно было стать большим, и для этого нужно было остаться наедине с собой. И одному, с разведёнными в стороны руками, становиться больше. Я это делал здесь. И становился большим. Но только кожа моя покрывалась струпьями и губы рассыхались. И я был один. А сейчас… Сейчас я взалкал по миру. Я глажу свои волосы, они сухие и жёсткие. Потом достаю мешочек, лижу порошок. Он тоже сухой и жёсткий. Жую его. Сажусь на колени. Воздух дрожит. Снова глажу свои волосы. Ко мне кто-то подходит и спрашивает: «Хочешь хлеба и вареной рыбы?». Мне кажется, что я уже слышал раньше этот голос. Я не отвечаю. «Хочешь хлеба и вареной рыбы?» – повторяет голос. Я догадываюсь, и с вызовом спрашиваю в ответ: «А порошочка у тебя нет – лизнуть?». Он не понимает меня. Я с радостью улыбаюсь. Значит, порошок действительно не от него, а от Бога. «Хочешь хлеба и вареной рыбы?» – эхом продолжает звучать фраза, – «…хлеба и вареной рыбы?.. Хлеба и вареной рыбы?» Вдруг голос его меняется, и как все вокруг, становится сухим и жёстким: «Если ты Сын Божий, то скажи, чтобы камни сии сделались хлебами…». Мне смешна его глупость. Я отвечаю: «Написано: не хлебом единым будет жив человек, но всяким словом, исходящим из уст Божиих».