В туалет нас выводили по одиночке и в течении трёх суток казалось, что о нас просто все забыли. Где-то второго декабря началось какое-то движение и кое-кого начали вызывать на допросы и прочие процедуры. Питание с этого момента стабилизировалось и нас начали кормить по три раза в день. Утром и вечером полужидкая каша иногда пшённая, овсяная, но большей частью сечка. В обед к этому добавлялся безвкусный и полупустой суп. К каждой порции пайка выдавалась четверть хлеба. Впрочем, как выяснилось позже, кормили нас неплохо в сравнении с тюрьмой.
В обед к нам явилась какая-то делегация людей в штацком и конвоиров. Построив всех и проведя перекличку один из них задал вопрос о наших жалобах-ответа на него не последовало и они удовлетворённо удалились.
– Прокурорский надзор-пояснил мне Медведь. Далее он сказал, что если нам не выпишут каких —либо санкций или ордеров, то по истечении трёх суток задерживать нас не имеют права. Глупая надежда возродилась у меня-уже истекал указанный срок. Вечером появились какие-то посетители, их голоса мы слышали у входа в КПЗ, в соседнем помещении-это были родственники задержанных, принёсшие им вещи или передачи. В их числе оказались и мои друзья-одноклассники, передавшие мне несколько пачек болгарских сигарет с фильтром:
– Костя, держись! -услышал я выкрик одного из-них, Щепина Романа, который ободрил меня и подтвердил мои намеренья не менять своих показаний.
– Но пасаран! -ответил я как можно твёрже…
На следущее утро нас с Медведем по очереди вызвали в коридор и заставили расписаться в каких-то документах.
– Всё, завтра поедем в турму, -резюмировал Медведь…
На следущее утро нас вдвоём погрузили в автозек и куда-то повезли. По прибытии на место нас быстро выгрузили и, не дав времени оглядеться по сторонам, загнали в мрачные бетонные стены. Через решётки убедились в соответствии наших личностей с документами и препроводили в так называемые стаканники, помещение площадью полтора на метр, обмазанное бетонной шубой с вкраплениями стекла на поверхности. Скудный свет блёклой лампочки едва освещал мрак, окна в нём не предусматривалось, а в конце-напротив стены находилась узкая деревянная скамейка, на который мы и расположились, едва втиснувшись. Легкая дрожь била всего меня, выдавая ужас перед тюрьмой. Заметив это, Медведь произнёс:
– Не дрейфь… И запомни простые правила-Не верь, не бойся, не проси…
Продержав нас около часа, в этом помещении о нас вроде как вспомнили и по очереди начали вызывать. Первым вызвали Медведя, а затем и меня. Заставив встать лицом к стене с руками за спиной, конвоир с дубинкой закрыл тяжёлые металлические двери громким хлопком и лязгом засовов. Затем он открыл другие двери и толкнул меня:
– Вперёд! -ведя по лабириту узких и мрачных проходов. Он завёл меня в более просторное помещение, в котором находился ещё один конвоир и приказным тоном заставил раздеться донага. После этого меня заставили насколько раз присесть. Всё это время я стоял лицом к стене с руками за спиной. Краем глаза я видел, как они ощупывают мои скудные вещи. Задав несколько вопросов один из них приказал мне одеваться, закончив процедуру осмотра личных вещей.
Затем меня проводили обратно в тот же стаканник, в котором уже находился мой друг по несчастью. Увидев его я даже обрадовался. Говорить особо нам было не о чем, а выдавать своего страха и ужаса я считал унизительным для себя…
