Дверь в башню была заколочена досками крест-накрест, а поверх кто-то наложил защитные заклинания.
– И как мы войдём?
– За мной.
Трон послушно двинулся за мумием. Мы поднялись по наружной деревянной лестнице до второго этажа. Ступеньки были хлипкие и опасно поскрипывали под тяжестью трона, но испытание выдержали. Старик отпер дверь большим ключом, но открывать не торопился.
– Только молчи, хорошо? Все вопросы потом, когда выйдем обратно.
– Понял, не дурак.
Мумий распахнул дверь и вошёл на цыпочках. Трон, почувствовав момент, тоже двинулся крадущимся шагом.
Сразу за дверью была галерея, метра три длиной и всего метр в ширину.
– Сюда, – мумий позвал шёпотом и поманил пальцем.
Внутри стоял полумрак. Через единственно узкое окошко под самым потолком, падал узкий луч света, в котором танцевали пылинки.
Трон подвёз меня к перилам и чуть наклонился вперёд, чтобы я посмотрел на дно башни. Тёмные боги!
Внизу из толстых балок было сложено гнездо, похожее на воронье. А там, бок о бок, сидели наш Конкорд и его чуть меньшая копия. Стальные птицы прижались друг к другу боками, мелкая птица склонила голову на крыло Конкорда.
– М!
Мумий ткнул меня пальцем и указал на выход. Так же тихо, как и заходили, мы двинулись обратно.
Заперев дверь и спрятав ключ в карман, старик повернулся ко мне и рассеянно улыбнулся.
– Видел?
– Ты сделал вторую птицу!
– Ну да. Но я не про это!
– А чего?
– Они яйца высиживают!
– Они? Железные птахи?
– Да, – мумий рассмеялся.
– Погоди. Они же големы, а не живые существа.
– Так в том то и дело, Ваня. Я же говорю – чудо, самое настоящее. Представляешь?
Я задумчиво почесал щёку. Точно, чудо. Осталось выяснить, с чего оно произошло. То ли я так влияю на местных големов, то ли флуктуация магии, то ли неизвестный природный феномен. И самый главный вопрос – будут ли они домашние? Если да, то я стану первым заводчиком настоящих летающих крепостей. Воздух наш!
Пробовали ли вы болеть, когда рядом гиперзаботливая бабушка? Нет? Так вот я вам скажу – лучше ходите здоровыми. Баба Мотя решила чётко следить, чтобы я спал, ел, лежал и читал точно по специальному расписанию для тяжелобольных, видимо, находящихся при смерти. В обед она лично принесла поднос с огромной чашкой бульона, вооружилась ложкой и вознамерилась кормить меня с ложечки.
– Ба!
– Не бакай, я лучше знаю.
– Ба, я серьёзно. Я что, умираю? Может, у меня руки сломаны? Я сам прекрасно могу поесть.
Бабушка вздохнула.
– Как с тобой сложно, Ваня. Больному положено лежать без возражений, кушать и соблюдать режим. А ты на троне катаешься, как мальчишка, не ешь, вредничаешь.
– Ба, обещаю, буду соблюдать режим. Но есть я сам могу!
– Ладно, сам так сам, – бабушка смилостивилась. – Ничего ты не понимаешь, как правильно болеть.
Она прищурилась, разглядывая меня.
– Ну да, ты же мальчик. Вот если бы тебя кое-кто другой кормил, ты бы слова не сказал.
– Ба!
– Да не красней, всё с тобой ясно.
Под её суровым взглядом я доел, и у меня отобрали посуду.
– А теперь – тихий час, даже два. И даже не думай возражать, сам обещал режим соблюдать и слушаться.
Я не стал возражать. Лёг, закрыл глаза и сразу же задремал. Права была бабушка – режим наше всё.
Полдник для разнообразия принесла Шагра. Молоко, печеньки, булочка с изюмом. Кстати, а кто в этом мире даёт молоко? Коров я здесь нигде не видел. Сороны? Выходит, молоко здесь птичье? Нет, пожалуй, я не буду спрашивать, кого доили.
