Сама садик я садила - страница 10
В комнате, Костя, улыбаясь, разглядывал её, восхищённым, оценивающим взглядом. Маша смутилась и покраснела, вспомнив, наконец, что стоит перед Костей неодетой, в одной «ночнушке». – Ой, прости, я уже спала, не дождалась тебя, думала не придёшь! Костя обнял её. – Не стесняйся меня, я бы тоже, сейчас, поспал, ведь, я с наряда! Они вошли в её комнату, она сказала, неуверенно, – ну, раздевайся, что ли, – и юркнула под одеяло. Она видела, в полумраке, как он разделся, оставшись в одних кальсонах, и осторожно, лёг в кровать, рядом с ней. Сердце её, учащённо, билось, от этой, не обычной для неё, ситуации. Он обнял её, и несмело, ласкал её груди, через сорочку, и целовал, целовал. Жаркая волна накрыла их обоих, распаляя, и без того, разыгравшиеся чувства, бедное сердце, готово было выскочить, из груди. Потом, его рука, неожиданно, проскользнула, в запретную недоступность, для него, и для всех мужчин мира. – Костя! Испуганно, вскрикнула она. – Не смей! И своей, маленькой рукой, что есть силы, ухватилась за его руку, нанеся ей, своим маникюром, кровоточащую рану. А он, как будь то, не замечал ничего, взволнованно, часто дышал, и покрывал её лицо короткими, быстрыми поцелуями. А его пальцы, его нежные пальцы, что они делали с ней, с её телом, доводя до дрожи, и остановки дыхания, бросая, то в жар, то в холод. Она не могла уже больше, и не хотела сопротивляться. Он, поспешно, освободил её, и освободился сам, от мешающих им, предметов, оставшейся на них одежды, и проник в неё, очень бережно, во время жаркого, непрерывного поцелуя в губы. Но она, всё равно, ощутила боль. Самопроизвольно, вскрикнув, негромко, окаменела, и думала. Скорее бы, всё это кончилось. Потом, какое-то время, они лежали, молча, он молвил, виновато. – Машенька, любимая, прости! Я не сдержался, это было невозможно, рядом с тобой, такой красивой, нежной! Милая, я люблю тебя, мы поженимся! Ты моя жена! Она успокоилась и сказала. – Я не сержусь на тебя, Костик! Я люблю тебя! Ты мой муж!
Он снова обнял её, а она, прижавшись к нему, лежала на его руке и плакала тихо, осознавая, что, перешагнув невидимую черту, никогда уже не станет, той прежней девочкой. Они уснули и спали час или полтора, их разбудил будильник, в Костиных наручных часах, которые показывали, ровно четыре часа утра. Костя поцеловал её, и, сказав, мне пора, быстро поднялся. Маша тоже встала. – Костя, я поставлю чайник, позавтракаешь, вчера, так ни к чему не прикоснулся, а у меня, стол стоит накрытый! – Нет, Машенька, не беспокойся, ничего не надо, я спешу! И у меня же будет завтрак, в столовой по распорядку! Так надо милая, а ты ложись, отдыхай, до автобуса ещё уйма времени! – Костя, я никуда не еду, потому, что на мне дом! Тётя Паша уехала в деревню, навестить сестру, её не будет неделю! – Это же хорошо для нас, я обязательно приду! Он снова поцеловал её. – Не скучай, не провожай меня, ты раздета, в сенях холодно! Но Маша вышла на крыльцо, чтобы помахать ему рукой, как в прошлый раз.
Она осталась одна, навалилась, вдруг, тоска, спать совсем не хотелось, Маша оделась, в домашнее платье, и принялась убирать постель. Убрав одеяло, она увидела алые пятна крови, и разволновалась. Это Костина кровь соединилась с моей, на этой белой простыне, и ужаснулась. Надо же срочно, что-то делать, чтобы скрыть следы, утраченной девственности. Как ни старалась Маша, её попытки вернуть постельной принадлежности первозданный вид, не увенчались успехом, она было, безнадёжно, испорчена. И это было большой неприятностью, так как новый комплект, Маше предоставила Павла Андреевна, во временное пользование.