Самая долгая литургия – 1 - страница 6

И в этом, думаю, корень твоих сомнений. Ты видишь грешного человека, вещающего святые слова, и понимаешь, как это неестественно, противоречиво, не цельно или, как ты говоришь, лицемерно. Задумайся – обычно «лечением» от лицемерия считается изменение слов, то есть хорошо, когда человек начинает говорить, то, что действительно думает. Но не в нашем случае. Говоря правильные, мудрые, святые слова, проповедник должен меняться сам, внутренне начинать соответствовать тому, что говорит. Происходит изменение внутреннего человека через изменение внешнего, понимаешь? Тогда исчезнет и лицемерие, и грех, насколько это возможно.

А богатство… На самом деле, что из того? Каждый ответит за свою жизнь на Страшном Суде. Чего ты-то беспокоишься? Ты же, как и эти бабушки, несешь жертву Богу, то есть смысл жертвы в том, чтобы отдать, а не что-то купить, построить и так далее. Иначе было бы достаточно построить себе хороший и красивый дом – тоже красиво, тоже в могилу не заберёшь.

Образно говоря, смысл жертвы в её бессмысленности для обычного, «мирского» взгляда на вещи. Ты не получаешь никакой выгоды здесь – значит, ты трудишься для мира иного, для Бога!

Они ещё долго сидели и разговаривали, спорили, не соглашались, потом переходили на другие темы. Сложно было сказать, кто кого убедил тогда, тем более, что спор никогда не заканчивается словами. Каждый, наверняка, ещё долго продолжал мысленно доказывать свою правоту уже в одиночестве, но главным для отца Петра было то, что его детей живо волновали эти действительно главнейшие вопросы. Лучше спорить о путях спасения души, чем о футболе.

Уходящий день был, как обычно, длинным. Священник давно смирился с постоянными хлопотами, необходимо в любой момент быть готовым помочь прихожанам – выслушать, поддержать советом или мудрым словом, а то и отругать как следует. Это ведь раньше, хотя бы сто лет назад, батюшек уважали за один «статус», за службу Богу. А сейчас люди даже в храмах ощущали себя такой великой ценностью, что не переносили невнимания, долгого ожидания или необходимости в чём-то ограничить себя любимого. Добросовестный священник уже не мог жить своими чувствами – если у кого-то горе, то нужно было скорбеть с ним, а если радость – радоваться. Строго говоря, по-христиански так и надо бы поступать, здесь не о чем спорить. Но как же трудно не обращать внимания на собственные беды, заботы и хлопоты, постоянно жить чужой жизнью! И иначе нельзя, отец Пётр знал, что Господь спросит за каждого, кого оттолкнул.

Впрочем, он знал, какую судьбу выбирал, поэтому что уж тут жаловаться… У прихожан вечером в субботу не только день, а вся неделя заканчивается, все отдыхают, как любят и могут, а в Храме – самая работа. Отслужить вечернюю службу, потом несколько часов исповедовать готовящихся к завтрашнему Причастию… Хорошо ещё, что кроме настоятеля в Храме двое других батюшек, поэтому исповедь шла в три «ряда», а то бы и до полуночи не управиться.

Сегодня всё было уже позади. Час назад настоятель попрощался с бабушкой, оставшейся «дежурить» в Храме, а, вернее, своим присутствием отпугивать мелких воришек, и уехал, внутренне собираясь на вечерние домашние молитвы накануне самой важной службы – воскресной Божественной Литургии.

Матушка уже была дома и готовила ужин, она не оставалась с ним на исповедь, добиралась в такие дни с дьяконом. Вопросов Наталья не задавала – знала, что нужно сначала накормить мужа, а потом уже расспрашивать. Всему своё время. За это её качество и за много-много других, которые отличали «потомственную матушку», то есть дочь и жену священника, отец Пётр часто хвалил в шутку не только её, но и себя самого – кто ж её выбрал в жёны? Но и не забывал каждый день благодарить Бога за то, что Он свёл его с Натальей.