Самка человека, или Конец жары. Роман в стиле импрессионизма - страница 35

Тут стало происходить нечто странное. Люди, единицы – так, чуть-чуть, стали уходить из храма и проходя мимо Жени, мимоходом взглядывая на нее, вдруг задерживались и будто удивлялись. Женя подумала, стою тут, вид смешной, в храме с пакетами. Она еще на шаг назад и в сторону отступила. Но пакеты были внизу, висели в руках, а проходящие смотрели вверх, в ее лицо. Возле престольной ограды стояла семья: муж, жена, сын-подросток и дочь помладше. Первым мужчина обернулся, посмотрел, еще обернулся, подольше посмотрел, потом остальным что-то шепнул и они все четверо обернулись в сторону Жени. Она оглянулась вокруг, может что-то происходит, а она на пути стоит – нет, ничего и никого, кроме нее. Женя не поняла, но мало ли что, опять отвлеклась от них. Она не входила во все это, видела и замечала как бы со стороны.

Потом еще люди стали на нее оборачиваться. И тут подошла мама. Она тоже как-то странно на нее посмотрела – но понятно же, тихо стараясь в храме, взяла мешки эти, Женя шепнула, что еще побудет. Некоторые уже пальцем на нее показывали. Ну, и ладно. Еще так постояла, голову к куполу подняла. Солнца не было по прежнему, а Свет лился потоком, словно лучи сквозь кроны деревьев летом в лесу, если смотреть снизу вверх.

…Я стояла и чувствовала, что Бог есть. Это было первый раз. И мне так хорошо. Я вообще об этом никогда не думала и не собиралась, я вовсе еще не ставила перед собой вопрос о Нем. Я просто зашла из любви к истории и искусству – и к Киеву, мне все там нравилось.

Весной того года я только определилась, что мне лично нравится материалистическое мировоззрение. Только зря они душу отрицают. Душа – это, скорее всего какой-то особый вид материи, гораздо более тонкий, чем другие, и, соответственно, со своими особенностями – так подумала я. И о Боге речи не шло.

И вдруг нежданно-негаданно я окунулась в Его Свет. И вне всяких сомнений. И это ощущение, при котором и не бывает сомнений, их не может возникнуть. Если погружаешься в воду, знаешь, что это – вода. И дело не в слове «вода», а в самой ее сути.

Я стояла и чувствовала все – и такое счастье, радость, но не восторг, а полнота. Внутреннее пространство раздвигалось, и внешнее вливалось Светом внутрь.

Когда вышла, попросила маму не разговаривать. Мы направились домой, в пансионат. Я несла этот свет в себе, сама вся в нем. Но я шла в реальном мире. И Свет был реален. И нужно одну и другую реальность соединить в себе, и обозначить какой-то мыслеформой, чтобы с этим жить.

И помнится, на верхней ступени Киевского метрополитена, я сказала этому Свету, что «Господи, я не хочу верить, потому что я хочу жить сама»…

***

Первое время она долго еще помнила тот случай…

С мамой она не разговаривала об этом. Она вообще не очень-то хотела говорить с кем-то на эту тему. А мама наряду с восторженным отношением к каким-нибудь способностям дочери и по мнению самой Жени преувеличением ее замечательных особенностей сама по себе имеет особенность панически бояться того, чего не ощущает. Мама жила только ощущениями, как видела Женя. Не мыслями, не чувствами, даже не желаниями, а именно ощущениями. Вот такая «очарованная душа», как называла про себя это явление Женя. И, соответственно, отвергала все, что не ощущала. Причем логика ее ощущений неизвестна никому, наверное, и ей самой. Мама – продукт еще более жесткого атеистического времени, и тогда ощущала мир атеистически. И всякие потусторонние этой реальности явления ее напрягали. Из-за этого, то мамино восхищенное восприятие и описание, когда она забирала у Жени пакеты: «У тебя было такое лицо, ну, такое лицо