Когда мы приехали в отель, я был счастлив как никогда. Мы вытащили чемоданы, попрощались с водителем и зашли на территорию. Январская прохлада поглаживала мою кожу своими нежными касаниями, я шагал по земле и чувствовал стук своих ботинок – я чувствовал себя так, как хочу себя чувствовать всегда. Вокруг были красивые деревянные здания с большими панорамными окнами, из каждого здания исходило тепло и дымящая изысканностью атмосфера спокойствия и уюта. Мы открыли дверь, зашли внутрь и прошли к ресепшену. Там было очень много людей, мне было интересно разглядывать их: нежная девушка в черных шпильках, красивый парень с русыми кудрявыми волосами и красивыми руками, усыпанными горящими венами. Мне было приятно находится в обществе, было приятно ощущать себя частью этого общества, но важная часть этой радости была в осознании, что я не принадлежу никому из них, не принадлежу этому месту и в любой момент могу уехать. Я чувствовал себя свободным и не испытывал тяготения к страху. Нам выдали ключ от номера и, разойдясь с нашими друзьями в разные стороны, мы пошли к своим номерам, чтобы разложить вещи.
Мы распахнули дверь в номер. Я сразу увидел прекрасную ванную комнату, в которой было окно. Дневной свет шелком расстилался по пространству, ванна просила подойти к себе и лечь в воду. Дальше была комната с большой белой постелью, в которой было так чудесно лежать. Я чувствовал, что мои темные мысли испарились и все эти три дня я совсем не ощущал их прикосновений, а если и ощущал, то ненадолго. Ближе к вечеру, я умыл лицо, надел на себя белую футболку Dissident и яркие штаны с синими пятнами, и мы сходили выпить глинтвейна с сосисками в тесте, и пошли на ужин.
За ужином много времени я проводил у бара. Я брал один за другим бокалы шампанского и ставил их на стол. Мы набирали вкусной еды: салаты, стейки, картошку, едва переливающуюся, как оперение иволги. Мне нравилось чувствовать себя опьяненным приятной жизнью и шампанским. Казалось, больше мечтать не о чем, ведь в тот момент жизнь была сверкающей, спокойной и лишенной тревожных черт. Мне не хотелось думать о том, что будет дальше, не хотелось думать о том, что есть хотя бы возможная вероятность возвращения в былое невыносимое состояние, но разумом я понимал, что это может вернуться, если всё не остановить.
Под конец ужина я был достаточно опьянён, чтобы быть веселым, но недостаточно пьян, чтобы быть счастливым. Мы отлично пообщались с маминой подругой – Дафной и её дочкой Симоной. Вместе мы оделись, вышли на улицу и почувствовали зимний свежий воздух. Мы брели по улице, я чувствовал себя прекрасно, мне казалось, что всё на свете возможно пережить и что я наверняка со всем справлюсь. Мы разошлись и пошли в номер. Я разделся, прошел в туалетную комнату и посмотрел на ванну, которая одиноко лежала, как гигантская мертвая белоснежная улитка в углу комнаты. Я присел на неё и прошептал: "Как же я устал…" и раскрытое как веер одиночество стояло перед глазами и не давало мне дышать.
3.Смерть призывая, умереть не смею:
Любовь сгублю кончиною своею.
Утром я встал со свежей головой и пошел в ванную комнату. Я посмотрел на себя в зеркало и оторвал взгляд через мгновение. Я намочил волосы в ванне и стал их сушить. На фоне играла песня Этты Джеймс "Stormy Weather". Вдруг, в песне зазвучали строки:
"Я не могу жить дальше, всё, что было в моей жизни, прошло.
