У меня уже не было сил придумывать что-то поумнее.
Глаза я открывал медленно, настолько ослаб, но плачущий возглас разведчика красноречиво описал то, что я должен увидеть:
– Итить твоего Хена! Енеля Истинный, спаси и сохрани!
2
Оглядывая своё творение, я понял, что всё-таки напортачил.
Телескопические стволы орудий торчали вертикально, как заводские трубы. Их опоясывали кольца танковых деталей и пропеллеров от аэропланов. Кое-где крутились непонятные шарниры и шестерёнки, соединённые гусеницами, а большие крылья от бомбардировщиков придавали творению ещё больше бессмысленности.
Такую херню я видел на выставках современного искусства.
Всё это будто случайное нагромождение индустриальных объектов подсвечивалось многочисленными прожекторами и фарами, добавляя сходства с экспонатом галереи.
Единственно, что было устрашающим в Яростном Гиганте – это размеры. Настоящая гора, вершина которой пропала бы в ночной тьме, если бы не была украшена ожерельем из прожекторов.
Да, масштаб производил впечатление, но воевать эта груда запчастей навряд ли могла. Не так я представлял результат своего самого мощного магического усилия…
По крайней мере, эта неудача отвлечёт врагов, позволив нам и нашим разведгруппам отступить.
Я попытался подняться, но не смог. Но тут уже подоспел Днистро со складными носилками. Порядок работы разведчиков подразумевал, что боевые маги могут так ослабеть, что их нужно выносить из зоны боевых действий на собственно горбу.
– Простите… – пробормотал я. – У меня не хватило сил.
– Знатно обосрамшись, – согласился второй разведчик.
– Зато он большой получился, – успокоил меня Днистро. – Чтобы это ни было.
Тут воздух задрожал от грохота. Железный скрип вдарил нам по ушам, оглушая.
Разведчик упал на колени и начал неистово молиться Енеле Истинному. А Днистро прикрыл лицо рукавом от поднявшегося ветра, полного бетонной и металлической пыли.
Я догадывался, что это рушился мой Яростный Гигант, мой неудачный конструкт, при создании которого я так опозорился.
Но всё же повернул голову, чтобы убедиться в этом.
Тут и я не выдержал:
– Мать его!
Оказалось, что мой конструкт не рушился, а наоборот растягивался, устремляясь в небо. Он становился ещё больше, расправляя танковое тело и аэропланные крылья. Звенья гусеничных лент, шестерёнки и пропеллера крутились ещё быстрее, оглашая воздух хором из тысячи визжащих голосов.
Я с некоторым ужасом отметил, что ошибся в расчётах, когда думал, что использовал только четыре ствола дальнобойной артиллерии. Судя по гребню их шестидесятиметровых столбов, который вырос на спине этого колоссального змея, я умудрился захватить не менее двадцати стволов! При этом совершенно не помнил, как и когда это сделал.
Яростный Гигант напоминал кобру, изготовившуюся к удару.
У кобры сотня глаз-прожекторов, а из той гигантской, красной от горящей солярки пропасти, которая была её ртом, торчала ещё стопка из десяти орудий.
Хвост кобры бил по земле где-то в полукилометре от неё, взметая ту самую бетонно-металлическую пыль. Словно дымовая завеса эта туча накрыла территорию базы и наш лес.
Тело кобры то скручивалось в кольца, то снова растягивалось, сминая и разрубая танки противника, как спираль мясорубки. Я видел, как экипажи бросали машины, выпрыгивали из башен и разбегались в стороны. Яростный Гигант ещё не приступил к основному акту, а враг уже повержен!
