– Неужели, доченька, ты отмечена Триединым? – повторила мама. – Неужели ты будешь играть на струнах мироздания?
Чиновник Форендлера, недовольный тем, что его вызвали в такую глушь, как Щербатые Горы, грубо сказал:
– Не радуйтесь раньше времени, кэресса, а молитесь Триединому, чтобы девочка не оказалась внеклассовой.
Но мама была властной женщиной, которая привыкла ставить на место пьяных и охамевших рудокопов.
– Не указывайте мне, кому молиться, уважаемый кэр, – ответила она. – Делайте свою работу, а я выполню свой долг, если окажется, что Бленда – внеклассовая. Но Триединый не допустит такой оплошности.
Позже я узнала, что цветные рулли не содержали в себе никакой магии, но должны вобрать в себя магические отзвуки, отразившиеся от ребёнка, у которого предполагалось пробуждение дара.
Цвета руллей означали предрасположенность: ливлинг, фулель и так далее.
– У Бленды будут камушки, – уверенно сказала мама. – Мой прадед был стен-магом, а троюродная сестра мужа – тоже стен-магичка. Но она не училась в Академии, вообще не использовала дар. Да и вообще в Щербатых Горах другие маги не рождаются.
Чиновник Форендлера раздражённо попросил маму выйти, мол, лишние люди помешают чистоте замеряемых отзвуков.
– Я не дура, кэр, я знаю, что не помешаю. Говорю вам, камушки у неё.
Но, чтобы не злить чиновника, вышла. Я едва не заплакала, так мне не хотелось оставаться наедине с этим злым дядькой.
Но он вдруг стал ласковым и сел рядом со мной.
– Ну, девочка, хочешь узнать, какая ты волшебница?
То, что дядька сел на пол, подогнув ноги, как ребёнок, развеселило меня. Я радостно закивала.
Дядька достал из мешочка на своём поясе полупрозрачный камень и положил на своей ладони.
– Знаешь, что это, девочка?
– Камушек?
– Ага, святой камушек, ха-ха. Этот стен-камень называется «родительский топаз». Он не умеет творить большую магию. Но без этого камешка ни один стен-маг не поднимется даже до Первой Отметки.
– Почему? – спросила я.
– Он просто не узнает, куда ему подниматься.
– А я узнаю?
Камень на ладони чиновника засветился. Потом вспыхнул и разлетелся на несколько лучей света, каждый из которых направился к бумажкам на полу. Впитавшись в них, свет пропал.
– Теперь всё зависит от тебя девочка, – пояснил чиновник. – Будем ждать, какие струны затронут отзвуки магии родительского топаза.
До этого я ни разу не видела стен-магии. Из волшебных предметов знала только земляных и каменных слоггеров. Но они не удивляли меня, как не удивляли домашние животные или хорты. Даже самоходные хэрри, на которых иногда проезжали по нашей дороге путешественники из столичных городов, привлекали больше внимания, чем многорукие болваны, работавшие на полях. А всякие вечные фонарики, освещавшие наши дома и улицы, и долго горящие дрова, отапливающие главную залу «Сестры Великана» вообще не воспринимала за проявления магии.
Я с любопытством смотрела на бумажки, но ничего не происходило.
Мне стало скучно, я снова взялась за куклу и продолжила наряжать её в доспехи Матери-Кочевницы. Да, Аделла долго издевалась бы надо мной, узнав, что номасийки были моими любимыми куклами. У одной даже было сдвоенное копьё Матери-Кочевницы, как у Мэриссы Н’рия.
Нагрудник никак не хотел крепиться к чрезвычайно выпуклой фигуре номасийки. Чиновник помог мне: надавив на грудь куклы, закрепил часть доспеха.
В этот момент все бумажки на полу вспыхнули и с шипением сгорели.
