– К Стивену Фраю?
– К Эдварду Сен-Сиру. Я его, кажется, никогда не встречала. Вы были хорошо знакомы?
К счастью, тут прозвенел гонг, зовущий к ужину. Королевская чета повела остальных взрослых в столовую. Фисташковый цвет стен, “бремарский зеленый”, выбрала королева-мать, чтобы напоминать себе о любимом шотландском замке12. Цвет придавал комнате радостный, женственный флер, в котором чувствовалась мамина легкая рука. Однажды королева случайно услышала, как посетитель говорит, что комната похоже на кафе-мороженое в “Хэрродс”, но, наверное, это не так уж и плохо? Как всегда, комната была освещена только свечами, мерцающие отблески которых, она надеялась, делали даже самые простуженные лица достаточно привлекательными. Возле окна блестела серебром искусственная елка. Вино было превосходным, и дичь приготовили идеально. Но разговор упорно возвращался к Сен-Сирам, не успев уйти в сторону.
– Само собой, полиции стоит искать разъяренного мужа, – предположил Эндрю. – Всем известно, что Нед Сен-Сир любил аристократочек в бриджах для верховой езды. – Он ухмыльнулся сестре, которая посоветовала ему заткнуться.
– Он был художником? – спросила Камилла. – В новостях его лондонскую квартиру назвали “студией”.
Анна начала объяснять, припоминая свои юношеские годы:
– Художником был отец Неда. Саймон Лонгборн? Или Пол? Не помню. Мама, как звали мужа Джорджины?
Но сидящие за столом тоже не могли припомнить, вернее, не могли прийти к общему мнению. Саймон или, возможно, Пол подарил Джорджине фамилию Лонгборн при замужестве еще во время войны. Все они жили в Ледибридж-холле вместе с младшими сестрами Джорджины и ее лихим братом Патриком, а Нед был Недом Лонгборном до восьми лет, пока Пол или, возможно, Саймон, не развелся с Джорджиной и не сбежал в Грецию, где он писал картины и пил, пока алкоголь не свел его в могилу, а юному Неду досталась студия в Хэмпстеде и дом с открытой крышей на Корфу. Вполне вероятно, что Джорджина даже не заметила отсутствия супруга. Ее всегда больше интересовали лошади, к тому же она помогала отцу управлять поместьем. После развода она вернула девичью фамилию, и Нед последовал ее примеру. Он унаследовал от матери золотисто-рыжие волосы и римский нос, харизму, любовь к быстрым авто, периодические вспышки гнева, обаяние… Насколько могли судить собравшиеся, от отца Неду не досталось ничего, кроме двух объектов недвижимости.
– После смерти своего отца Джорджина выкупила Эбботсвуд, – пустился в объяснения Филип. – Отличная вилла времен Регентства. Не такая большая как Ледибридж, само собой. Во время войны здесь были янки, от виллы мало что осталось, но ландшафт там отличный. Проект Рептона, судя по всему.
Знания Филипа об архитектуре и дизайне никого за столом не удивили. Если герцогу что‐то было интересно, он, как правило, изучал предмет досконально, и местная архитектура была одним из его хобби.
– Джорджина уединилась там, будто героиня Диккенса, хотя ей было едва за сорок. Ездила охотиться и почти ни с кем не общалась. Она так и не простила кузену Ральфу, что он выгнал ее из Ледибриджа, когда умер ее брат и Ральф унаследовал поместье. Хотя что еще он должен был сделать, не представляю.
– Разве она не могла остаться вместе с ним? – спросила одна из младших принцесс.
– Может быть. Но нужно было знать Джорджину. Старшая дочь – единственная, у которой мозги были на месте, – она практически единолично управляла поместьем в последние годы. Она бы постоянно наступала новому барону на пятки, подвергала сомнению любой его шаг. Не удивлен, что Ральф фактически обанкротился, чтобы избавиться от нее. Нед тоже так и не простил его. Ральф умер сорок лет назад, но если бы это его рука оказалась в воде…
