– У меня, знаешь, сколько неудач… – дерзил я, – и неудачных романов… черные полосы и попытки суицида… а сейчас я смотрю на это аж через дверь от боли…
– Я прошла и все хорошо…, и муж любит… – доказывала она мне успех после суицида, – и дело свое небольшое… и друзья настоящие… и здоровье можно вернуть… отрицательный опыт! Слышите! Отрицательный опыт!
– Не повторить ошибок… – держал я характер как мог в этом Аду.
– Желаю добра… – кричала она уже с угрозой, – тебя усыпят насилием!
Утром пришла Людмилия с двумя армейцами ввести мне яд:
– Макс, здравствуйте, – сказала она за дверь очень уважительно, – мы заходим.
Они начали открывать дверь, и я подготовился к бою. Они перестали открывать верь, так как нет согласия на суицид:
– Отношения с окружающими людьми влияют на наше состояние, – говорила Людмилия почти плача, – вы и сами замечаете эту закономерность.
– Жизнь человека в мире состоит из белых, черных цветов, а также различных оттенках серого, – поясняли с ней армейцы, – картина мира, в которой всё черное не является правдой.
– Есть проблема, мужики, – крикнул я армейцам, – проблема в том, что насильно Вашу картину мира никто не может изменить кроме Вас.
– Мама и папа не смогут ничего объяснить, – кричала мне баба с ядом, – степень любви родителей не зависит от степени Вашего страдания. Я очень сочувствую.
– Мысли о самоубийстве внушаются человеку, на любом уже даже сайте и есть достоверная информация об этом, – сказал мне один из армейцев, – против этого есть оружие только у нас. Вы не можете победить.
– Яз! – сказал я микроорганизму, надеясь, что из них хоть в воды выпустит химикат, пока они болтают.
Всё стало как я рассчитывал. Их прямо там и начало ломать. Они открыли дверь, а я встал на месте как в андрогенезе. Один из них попытался меня ударить, но я поймал его руку и ударил его же рукой. Второй даже подходить не стал ко мне. Эти сутки я провёл голодный и мечтал о речке…
– Макс, привет, – на следующее утро с попыткой поставить мне яд за еду пришла Мария, – может секс, а ты мне дашь укольчик сделать тебе?
– Я очень хорошо тебя понимаю, – сказал я ей, – в детстве и юношестве я видел очень много пьяных разборок моих мамы и отчима.
– Ну не ёрничай! – попросила она, – мой папа родной бросил нас с мамой, когда мне было 5 лет и что дальше?
– Когда тебе было лет 10, ты проснулась утром, а в твоей комнате спали пьяные мужики, – посмеялся я над ней, – мама после развода долго не могла найти хорошего мужа, пила, постоянные гости были в доме.
– Потом она встретила отчима, – кричала проходящая мимо сотрудница медицинского персонала в нашу сторону о ней.
– Они очень сильно пили и дрались, мне приходилось их разнимать, – осознала она своё прошлое, – тоже милиция приходила.
– В итоге ты заболела шизофренией, – дразнился я, – и сейчас я на уколах.
– Нет, – призналась она, – раз в два месяца мама делает мне укол нейролептика, потом я неделю хожу сонная, а потом нормально.
– Когда я избегала лекарств, то часто тоже попадала в дурку, – крикнула другая проходящая мимо нас сотрудница медицинского персонала Национальной гвардии РФ.
Другая в дали коридора заорала в психе:
– Даже я была беременна 4 дочкой, меня забрали в дурку, потому что случился приступ, там накачали и я потом родила дочку с синдромом Дауна и неоперабельным пороком сердца.
– Представил? – холодно сказала Людмилия, подойдя к Марии с ядами, – малышка прожила только 2 месяца, а потом тихо скончались у нас на руках.
