Самурай Ярослава Мудрого - страница 30

Сказка? Сон? Я никогда не видел допрежь таких людей, как мой старик или же те мастера, что прибывали на остров со своими питомцами. Людей, всецело посвятивших себя одному делу – боевым искусствам.

Первое, что делали прибывающие ученики, – это немного, чуть-чуть кривили губы при виде меня. Как я уже понял, для них я был акахигэ, «красноволосый», – презрительное прозвище для не-японца, а уж только потом противником в поединках, для которых они прибывали. В отличие от их наставников, которые видели во мне акахигэ только во вторую очередь. В конце концов, потому они и были мастерами и ничуть не жалели своих недалеких учеников. Тем более, как я потом выяснил, ушлый старец мой возил на остров только тех бойцов, которые были опытнее меня. Оно и правильно. Только так и можно чему-то научиться, а сломанные кости или шрамы – довесок, неприятный только в первое время. Потом этим начинаешь гордиться, а потом, слегка поумнев, относиться совершенно спокойно, как к следу от необходимой прививки. Иногда побеждали меня. Чаще побеждал, как ни странно, я. Для мастеров это было тоже и странно, и занимательно. Если они и выражали недоумение, почему мой старик учит акахигэ, то потом они начинали понимать то, что мой старик, прогонявший с острова тех, кто приезжал и молил взять в ученики. У искусства нет корней. Мастером может быть любой – будь то чистокровный японец или же странный паренек, прибывший в шторм в бессознательном состоянии. Старик, как мне кажется (ибо проверить было невозможно), подумывал о том, что искусству следует быть общим достоянием. Не поголовно, конечно, общим, но не по признаку крови. А может статься, что старик думал о чем-то другом, когда взялся меня учить.

Мне несказанно повезло, что в мою голову пришла мысль покинуть службу и отправиться в Японию. Ну отслужил бы я. Вернулся бы домой с дембельским альбомом, который никому не нужен и не интересен, кроме владельца, да с небольшим гонором, который лечится парой-тройкой затрещин у ларька. Старик же упорно и умело лепил из меня человека. Человека, которым мне всегда хотелось стать.

Обучение у моего старика располагало к усердию, так как только в качестве похвалы я не получал пинков, затрещин и ударов гибкой палкой. Задания же старик давал порой очень интересные. Как-то раз я с утра до вечера честно и старательно подметал песчаный берег, вначале злился, потом просто делал скучную и бессмысленную работу, потом вошел в злой раж, а потом просто честно подметал.

На десятый год старик привез на остров лихого окинавца с боевыми серпами и кратко кинул мне: «Убей». Учитель окинавца, как я понял, проинструктировал своего протеже таким же многословным образом. Если сократить кровавый рассказ, то я его убил. Это был первый противник, которого я убил своими руками. Нельзя сказать, чтобы это потрясло меня, – я сражался за свою жизнь, за возможность дышать и жить дальше на этом островке, постигая учение оригинального старца и встречаясь тут с его не менее странными знакомыми мастерами. Неделю спустя старик и стал понемногу татуировать мне на плече карпа, который постепенно превращается в дракона, поднявшись против речных порогов. Из меня, беспомощного на берегу карпа, старик умело и неспешно лепил дракона. Тогда же, после поединка, к ночи ближе (уснуть я не мог, раны на спине и на груди не давали мне спать), я узнал, кем был мой старик. Он был последним настоящим самураем рода Тайра. Рода побежденных. Он был потомком того самого Рокудая, который, несмотря на монашество, успел продлить род. Наверное, на нарушение монашеских обетов его толкнуло то, что было для него весомее, а именно – культ предков, перед которыми у него, как и у всякого порядочного человека, был неоплатный долг. Судя по всему, тайна была сохранена, раз мой старик сидел передо мной, что могло обозначать только то, что род Минамото, частым гребешком прочесавший Японию в поисках всех, кто мог бы назвать себя Тайра, женщину Рокудая не нашел. Тяжело быть последним. Род Тайра завершался на этом старике, который совершенно буднично поведал мне, что он последний поскребыш канувшего в Лету рода. История не такая уж редкая, если читать их в книгах, но очень печальная, если ты общаешься с таким представителем. И уж совсем тоскливая, если самому оставаться последним.