Самый человечный цвет - страница 46
Хорошо, я достаточно разбирался в физике, чтобы понимать, как летают самолеты и плавают суда. Простите, ходят, плавает багаж пассажиров, а суда ходят. Так вот, с физической точки зрения, я понимал это. Но мозг все равно сопротивлялся. Это судно ведь было таким здоровенными и тяжелым! Но, в то же время, когда я представлял, что под килем у нас – десятки (а то и сотни) метров воды, тяжелой, густой, темной воды, которая, если рассердится, может швырнуть наше судно, как щепку, спина покрывалась холодным потом.
Через несколько часов мы отошли достаточно далеко в море, чтобы берег потерялся в дымке на горизонте, и нас окружал бескрайний океан. Люк позвал меня, и мы поднялись в радиорубку рядом с капитанским мостиком. Там нас встретил мистер Лайонс, радиоинженер. Он был одного возраста с капитаном, у него были короткие седые волосы, усы и эспаньолка, и он подробно объяснил мои обязанности, потому что мне предстояло нести ночную вахту с ним и Люком.
– Но не расстраивайся, Марко, ты увидишь такое, что не пожалеешь. А сейчас выйди на мостик.
Я последовал его совету и отправился к капитану. Тот стоял у штурвала, и я приветствовал его, приложив руку ко лбу. Мои глаза полезли на лоб, потому что на плече у него сидела… сова! Маленькая такая, но самая настоящая сова. Кэп улыбнулся.
– Нет, она не разговаривает, но мышей ловит исправно. Познакомься, это Клюква, тринадцатый член экипажа.
Клюква уставилась на меня огромными блестящими черными глазами, ухнула и свернула набок голову. Капитан кивнул в сторону окна.
– Ты туда лучше посмотри.
Я последовал его совету и охнул. По левому борту всеми оттенками красного разгорался закат, и горячее январское солнце низких широт опускалось в спокойное море. Я еще тогда подумал, поверил бы мне кто-нибудь, если бы я решил рассказать о том, как провел первые дни нового года? Наверное, Джой бы поверила точно. Ей бы это очень понравилось!
В наступившей темноте наше судно рассекало волны, оставляя за собой вспененный белый след. Люк стоял на мостике за штурвалом и смотрел вперед, насвистывая какую-то мелодию. Мистер Лайонс, надев огромные наушники, подкручивал ручки на приборной панели в рубке. Я спустился на палубу, чтобы проверить груз. Обходя с фонарем бесконечные контейнеры, я поднял глаза к небу и замер. Надо мной пролитым молоком, бриллиантовой дорогой протянулся Млечный путь. Здесь, в открытом море, вдалеке от всех фонарей и лампочек цивилизации, каждая звезда была размером с яблоко. Такие звезды видели Магеллан, Кук, Кабот, Веспуччи… ну, в общем, те, великие капитаны прошлого. И я представил, что нахожусь не на современном сухогрузе, а на фрегате пятнадцатого века, который на всех парусах несся на поиски новых земель и богатств. Корабль типа «Исследователь».
Когда я заканчивал обход и уже шел к мостику, мне на плечо с шелестом опустилась Клюква и вцепилась коготками в кожу. Видимо, она тоже завершила осмотр своих владений на предмет недостаточно шустрого ужина, и была довольна результатом.
За неделю, что я провел на «Пи», я познакомился и подружился с ее небольшой, но веселой командой. Она состояла из капитана, его одиннадцати подчиненных (включая меня) и одной совы. Те две женщины, которых я заметил в первый день, оказались такими же заправскими моряками, как и мужчины. Одна из них, улыбчивая сорокалетняя мать двоих детей из Луизианы, была судовым поваром, и я два раза дежурил с ней на кухне и забавлял ее рассказами о своих приключениях. Вторая же была, как и мистер Лайонс, радиотехником, и поэтому с ней я тоже успел пару раз побыть на вахте. Остальные члены экипажа были тертыми морскими волками, добродушными и сильными людьми, и я вспомнил Боба и Алиги, и всех тех рыбаков, с которыми успел познакомиться в Кетчикане. Я выучил все морские термины, перестал теряться в запутанных тоннелях судна, безошибочно определял борта, понял, что такое «морской узел» и «галс», научился определять курс по звездам и секстанту. Я не был уверен, что это когда-нибудь еще мне пригодится в жизни, но это было так интересно, что я с радостью забивал себе голову новой информацией.