— Мне мяско, — пробурчал Ириней слезая с горшка.
— Сейчас, малыш, — улыбнулась я, приводя себя в порядок.
Быстро убрала волосы, подкрасила глаза. Побежала греть котлетки. Сама готовила. Мне, конечно, тяжело в это поверить… Но, в общем, я приняла тот факт, что Георгий Дрёма был оборотнем. И сын оборотня любил мясо. Котлетки на завтрак и на ужин обязательно. Всё, что обычно любят дети, Ириней не ел. Из сладкого только йогурт. Настолько необычный мальчик, что когда мне приходилось нянечек нанимать, женщины диву давались.
Ирик мог часами лазать по лестнице в своей комнате, достаточно экстремально лазал. Всё время прыгал, кувыркался. Сидел на месте редко, если только с головоломками по возрасту. Телевизор смотрел одним глазом. Хорошо сходился с другими детьми, послушный и спокойный, он очень нравился воспитателям в детском саду. И все спрашивали, кто папа этого чудесного ребёнка.
То, что папа в тюрьме, я не распространялась. И вообще, в современном мире на вопрос, кто отец ребёнка, можно улыбнуться, и все дружно отстают.
Но вот когда сам мальчик задал этот вопрос: «Где мой папа?», я потерялась. Обещать, что папа скоро приедет не могла. Правду такому малышу тоже не расскажешь. Никаких оборотней в нашей семье не упоминалось. Поэтому Иринею я сказала, что папа уехал.
Если Дрёма не вернётся… (Я так боялась об этом думать!), то лет в десять скажу Ирику, что папы как такового не было. Полюбили, разошлись.
Он хотел отца очень сильно. Сейчас подходило время, когда мальчику очень нужен мужчина для воспитания, и я подумывала устроить его в какую-нибудь серьёзную секцию с тренером мужчиной.
Ириней смотрел на портреты нашего папочки, иногда разговаривал с ними.
Рисование я брала ещё в юности факультативом, когда училась в педагогическом училище. И, переехав в город, беременная беспрерывно рисовала Георгия Дрёму.
Около сотни было рисунков, все хранила на шкафу. Но три из них, самые удачные, в рамках висели на стене.
В прихожей — акварелью, хитрый взгляд через плечо.
В гостиной — графика, самый удачный портрет. И то, что чёрно-белый, ничуть не портило ощущение, что я в точности повторила его черты лица.
Третий портрет утащил Ириней и велел в комнате повесить. Мне он казался неудачным, потому что глаза сделала чёрными. Гоше шли, его сыну, у которого глаза, как сажа, очень нравилось, что он на папу похож. И вот когда у нас с Ириком выходили недомолвки, я замечала, что он ходил жаловаться на меня «папе». В своей комнате говорил с портретом.
Вот как я такому прекрасному мальчику скажу, что папы нет?
Он так его ждёт!
Быстро приготовила сыну завтрак. В тарелку кроме двух котлет положила свежие овощи. Точно знала, что он их не съест, так что мне достанутся. Любимый йогурт поставила и побежала переодеваться.
Конечно, всё стильно и прилично. Юбка ниже колен, пиджак серый, блузка идеально белая. Даже галстучек женский надела.
Пока бегала и суетилась, Ириней полез сам себе зубы чистить.
— Малыш, чёрную футболку сегодня наденешь или жёлтую?
— Жёлтую с машинками.
Я всегда спрашиваю. Мне его мнение интересно, и мальчик должен чувствовать себя свободным, хотя бы в выборе одежды.
— И клоссовки в огоньках.
Ириней хорошо говорил, только с буквой «р» были некоторые проблемы. Сколько я с ним ни занималась, пока не могла исправить этот дефект речи.
Кроссовки, которые при ходьбе светились, уже стоило заменить, потому что любимые Иринеем и заношенные до дыр.
