– Заткнись, – не захотел отвечать хасид.
– Отпустите детей, – попросил я.
– А из концлагерей отпускали еврейских детей? – отказался террорист постарше, подошел ко мне, отодвинул беспомощно на меня покосившегося Седьмого и попытался ударить меня в нос.
Я увернулся и пожалел, получив от другого хасида стволом «Узи» в живот.
– Сидеть здесь! – скнул дулом в угол старший. – Зохан, смотри, чтобы они не делали глупостей.
– Здесь многовато окон, – заметил третий террорист. – Свиньи могут решить, что это дает им шансы поубивать нас прежде, чем мы поубиваем этих, – окинул нас стволом автомата.
– Зохан, поищи что-нибудь лучше, – приказал главный.
Сидим, молчим, грустим от попадания в очень плохую ситуацию и боли в животе – а что я еще могу? Кто из нас вообще что-то может? Так-то массой и не считаясь с потерями мы террористов задавим. В мужиках я не сомневаюсь – ссыкунов нет, и, если кинется кто-то один, остальные поддержат, но это – последнее средство.
Ужасно – я не думал, что евреи на такое способны. Тоже своего рода нацизм – не существует нации или расы, которая время от времени не плодит радикальных кретинов типа испортивших нам праздник последователей хасидизма.
Осмотревший церковь Зохан вернулся с хорошими новостями:
– Есть подвал, там мокро и темно, но никто не сбежит, если поставить двух человек у лестницы.
– Бери детей, – приказал ему главный. – Шломо, помоги ему. Сидите там, будете нашим козырем.
Я ничего не понимаю в терроризме, мне он глубоко противен, поэтому судить о качестве приказов не берусь.
– Там мало места, – заметил Зохан.
– Мелкие свиньи знают антисемита, – ухмыльнулся главарь. – Они ему верят. Антисемит, ты умеешь командовать свиньями?
Я проигнорировал и получил болезненный пинок в бедро.
– Я же не антисемит, – расстроенно развел я руками.
– Все вы, антисемиты, так говорите, – заявил он. – Работай, – указал на детей.
Пейсы бы тебе оторвать.
– Нужен хотя бы еще один взрослый, – подергал я за рукав Михаила Сергеевича.
– Пф! – прыснули террористы.
Весело им.
– Очкарик, – пнул лежащего лицом в пол педагога ближайший хасид. – Будешь сидеть с мелкими свиньями и антисемитом в алтарной. Понял?
Этот говорил на немецком, поэтому педагог ответил:
– Яволь, господин. Прошу вас, не убивайте детей – они будут послушными.
Хороший мужик.
– Шнелле!
Немца подняли на ноги, и мы с ним отправились к стене, возле которой усадили обхвативших напуганных отпрысков, не менее напуганных родителей.
– Господа, когда начнется штурм, здесь будет гораздо опаснее, чем там, куда мы идем, – как можно спокойнее заявил я. – Прошу вас, дайте нам возможность увести ребят.
– Ингрид, – попросил девочку лысый толстый немец. – Помнишь, как мы тренировались прятаться в убежище?
– Я останусь с мамой, – обхватила девочка мамину шею поплотнее.
– Ингрид, – мягко отстранила девочку та. – Мы с папой придем к тебе совсем скоро. Просто дверь в убежище маленькая, и сразу все в нее не пролезут. Ты же не хочешь застрять в проходе?
Девочка покачала головой.
– Тогда иди с Сергеем и господином учителем, хорошо? – мать поставила дочку на ноги.
– Хорошо, – буркнула она, чувствуя в ситуации много неправильного, но не в полной мере осознавая происходящее.
Это же послевоенное поколение, они от бомбежек и обстрелов не прятались.
Смелость Ингрид послужила примером для остальных, они покинули родителей, и учитель профессионально построил их во взявшуюся за руки цепочку, началом которой служили педагог и я. И до сих пор никаких сирен, рёвов громкоговорителей и – тем более – влетающего в окна спецназа. Нас уже должны были хватиться – «наружка» в виде двух «дядей» присутствует, и они гарантированно подняли тревогу.
