«Степин анекдот! – возмутилась Агата. – Любимый анекдот любимой собаки! А эта девица здесь при чем?»
Девчонка хохотала. Немного преувеличенно громко и с причитаниями: «Ой, не могу! У них дети!» И Леха тоже хохотал, чтобы проявить солидарность с этой чужой. «Как дурак, – решила Агата, – сам рассказал, сам и хихикает». И прошла мимо, они ее не заметили. Это было оскорбительно – ах, как они поглощены друг дружкой.
В такие минуты все представляется преувеличенно обидным. Поглощены друг дружкой? А может быть, просто случайно смотрели в другую сторону? Это в голову не приходит – в голове только обида. И на душе тоже.
«Страшила неуклюжая, – решила Агата, хотя девочка была хорошенькая, и Агата добавила, – косая, хромая, кривобокая». Хотелось схватить с дороги ледышку и запустить в ту девицу. Так ли должна вести себя равнодушная и величественная Агата? В это время такие вопросы не приходили в голову. Особое состояние головы бывает в такие минуты. Швырнуть ледышку на поражение Агата не успела, хотя план совершенно созрел. В крайнем случае удар придется по Лехе. Тоже не помешает, прибавит ума изменщику и гаду.
– Привет, Агата! Привет, Леха! – на дорожке появилась Надя-Сфинкс. – А это еще кто такая? – Надя не отличается большим тактом, иногда Агате это не нравится. Но сегодня – в самый раз. Пусть Надя-Сфинкс говорит вслух все подряд. Пусть кое-кто считает это глупостью, но сама Надя убеждена, что это искренность и прямота. Надя так и говорит всегда: «Я прямая», а Барбосов повторяет: «Надя-Сфинкс прямая, мы с ней оба не любим всякие тю-тю-тю, выкладываем вслух все, а кому не нравится, тот пусть застрелится из горячей кочерги». У Нади с Барбосовым по большинству вопросов жизни полное единодушие.
– Это еще что за новости? – Надя-Сфинкс ткнула пальцем в сторону чужой девочки.
А Леха? Он поступил ужасно: прикрыл чужую своим плечом:
– Не твое дело, Сфинкс. Отвянь. Развопились.
Девочка почувствовала себя в безопасности, зловредно хихикала. Агата с удовольствием убила бы ее за один этот смех. А Леха-то! Схватил ее за руки и стал кружить вокруг себя, она повизгивала.
– Надорвешься, Леха! – кричала Надя-Сфинкс. – Она жирная! – Надя сама толстоватая, потому и клеветала на чужую девчонку.
Агата и Надя-Сфинкс стояли немного в стороне. Агата самолюбиво молчала и отворачивалась от Лехи и от Этой, как Агата ее называла после возмутительного кружения вокруг Лехи. Надя тоже смотрела молча, видно, ничего обидного не приходило в ее голову. Тогда Агата пошептала Наде-Сфинксу на ухо, Леха видел краем глаза, как шептала, и Надя-Сфинкс с удовольствием крикнула на весь бульвар:
– Ноги кривые! Неужели не видишь, Леха! Ну ты вообще!
– Ничего не кривые! – возмутилась Эта. Агате было приятно, что Эта нервничает, возмущается, возражает. Дура, сразу видно. Тебя специально достают, а ты на это ведешься. Умная не станет вестись на ехидство чужих девочек.
– Молчала бы! – Надя от души крикнула. А потом Агата ей опять пошептала, и Надя добавила:
– На чужой Лунный бульвар надо приходить со своим мальчишкой! А ты вцепилась в несчастного Леху, никому не нужного! Он на Агату всю жизнь западает, а она на него ноль внимания! Смотрит сквозь него, как будто он воздух! Свежий! – Последнее слово Надя выкрикнула ни к селу ни к городу, просто выскочило. Но оно-то, это слово, больше всего укололо Леху. И он стал орать:
