«Худшим», – полагал Аид.
И потому окликнул ту, с кем раньше не заговаривал.
– Микаэла…
Она обернулась, застыла. Удивилась, но неуверенно подошла. Мол, чего тебе?
Санара впервые смотрел на нее так близко – понимал, что может поменять все именно сейчас, если подберет к замку правильный ключ, произнесет верные слова. И… если в ее сердце имеется для него хоть пара миллиметров места. Остальное он займет позже, сумеет.
Она пахла так, что ему не хотелось говорить, хотелось просто притянуть ее к себе. Темная челка волнистыми прядями на лоб, теткины, слишком тяжелые для тонкой шеи, бусы, нежные, тронутые блеском губы – их бы он поцеловал.
– Не будь с ним. Будь со мной!
Произнес безо всякого предисловия и вложил в эту фразу всю весомость, которую ощущал сам. Не стал говорить «люблю» или «будь моей», это серьезные слова, для таких придет время позже.
И впервые рассмотрел поразительный цвет ее глаз – насыщенный, но не темный. Смесь ореховой пасты, горного меда и топленого шоколада.
– С… тобой?
Она начинала понимать только теперь. Почему Санара провожал ее взглядом, почему смотрел так пристально, почему не приближался, когда она обнималась с друзьями. Прочитала все по его странному, до дрожи тяжелому, несмотря на летний цвет радужки, взгляду.
«Со мной». Он не стал повторять этого вслух. Вокруг прогорал мягкий розовый закат; за дальними воротами лениво блеяли козы, их хозяин чинил во дворе кирку – стучал по ней молотком.
«Я обеспечу. Дам тебе все. Больше».
– Н-н-нет… – Ей вспомнился Дорик. Там, в конце улицы, ее ждал образованный парень, закончивший самый престижный институт на Софосе. Ждало мясо на углях, приятная улыбка, понятные шутки, невесомые поцелуи (возможно, совместный переезд в столицу). Именно так она хотела перейти на новый этап – с тем, с кем легко, а вовсе не с тем, кто сейчас стоял напротив и ощущался все менее понятным, но все более сложным, даже пугающим. – Нет, извини.
Последнюю фразу она добавила уверенно, уже определившись. Один жених – «за», один жених – «против».
И Аид впервые отстраненно подумал – пустоголовая дура. Однако отстранился он от собственных чувств недостаточно, успел прочувствовать вкус затягивающей внутреннее небо обиды.
– Почему?
Все зря. Зря мечтал, зря представлял ее в объятьях, зря тянулся к ней. Она только что шлепками без каблуков, обутыми на босу ногу, растоптала нежный двулистный зародыш его первой любви. Который мог бы развернуться, пробить любую почву, зацвести так мощно, что боги бы позавидовали.
– Потому что я не брюнет?
Теперь он смотрел на нее без доброты. Королю нужна королева, а эта только что отмахнулась от короны, как от покрытой плесенью шапки.
– Да причем тут…
– А что «причем»?
Тон его голоса ощущался все темней и прохладней; Мика нервничала. Ей хотелось уйти.
– Просто… я люблю Дорика.
– Ты его не любишь. – Он не предполагал, он знал об этом. – И он никогда не будет любить тебя так, как я мог бы.
Это «мог бы» уже свидетельствовало о глубокой расселине в сердце, которую Аид только что заполучил. Она ощущалась дискомфортной и болезненной, она ему не нравилась. Впервые на горизонте заклубилась злость – не то на себя, выдумавшего несуществующий рай для двоих, не то на ту, которая оказалась оболочкой, а не девушкой его мечты.
Микаэла тоже покрылась защитными шипами.
– А может, я не хочу, как ты «мог бы». Я хочу, как он!
