Взаимовыручка у юных артистов была колоссальная. Пока ещё им нечего было делить... В сложной ситуации (отрывок ли не получался, роль ли застопорилась) всегда можно было постучать в комнату к ребятам постарше - и те обязательно давали ценный совет. В любое время суток.
Белецкий и Кетаван стали в общежитии частыми гостями. Вахтёрша смотрела на их визиты, регулярно затягивающиеся сильно за полночь, сквозь пальцы - понимала, что ребятам нужно постоянно репетировать, готовиться вместе к выступлениям. В перерывах между репетициями они сидели в комнате у кого-нибудь из однокурсников, пили дешёвый портвейн и спорили до хрипоты, обсуждая музыку или фильмы, а также театральные премьеры столицы. В те годы особенной популярностью пользовался спектакль "Лысый брюнет" в театре Станиславского с Петром Мамоновым в главной роли, и время от времени кому-нибудь из них удавалось добыть заветные контрамарки на представление.
Комнаты девчонок украшали вырезки из журналов с фотографиями каких-нибудь западных красоток вроде Синди Кроуфорд, у парней же стены - от потолка до пола - были исписаны автографами прежних обитателей. Попадались среди них, между прочим, и вполне "звёздные" теперь имена...
Сюда не принято было приходить с пустыми руками. Раз явился в гости, то изволь принести хоть пачку макарон, хоть связку бубликов, хоть банку солёных огурцов - таков был негласный закон общаги. Однажды Белецкий притащил аж целый мешок картошки, и у всех студентов был праздник. Мешок этот хранился на балконе и расходовался бережно и экономно - каждый брал себе на ужин по чуть-чуть. Картошку отваривали в мундире и ели, чуть присыпав солью, без всякого масла, обжигая рот и мыча от удовольствия. Впрочем, всё равно уже через неделю заветный мешок опустел...
Когда становилось так поздно, что казалось уже совсем неприличным засиживаться, Белецкий шёл провожать Кетеван до дома - пешком, поскольку общественный транспорт к тому времени прекращал свою работу. К счастью, тётя Нателла жила всего лишь в паре остановок от общежития.
И этот путь вдвоём, по ночному городу, был для него самым счастливым отрезком суток. Он подсознательно ждал того момента, когда они останутся с Кетеван наедине, и чуть ли не с самого утра торопил время.
Нет, формально между ними по-прежнему не происходило ничего такого, что выходило бы за рамки обычного приятельского общения. Ничего личного... Они просто разговаривали. Но именно в эти мгновения Кетеван - хрупкая, гордая, неприступная красавица Кети - принадлежала только ему. Она доверчиво вкладывала свои пальчики в его ладонь, когда они лихо перебегали через дорогу на красный свет - всё равно ночь, машин мало - и беззаботно хохотали... От ощущения её руки в своей у Белецкого останавливалось сердце - и, хотя в фантазиях он заходил с девушкой куда дальше, наяву он и помыслить не мог о том, чтобы позволить себе какие-то вольности, пусть даже просто попытаться обнять или поцеловать её. Она же сказала ему: только дружба, и ничего, кроме дружбы...
К слову, тётя Нателла этой дружбой была премного довольна. Белецкий нравился ей - воспитанный интеллигентный мальчик из хорошей семьи, не шпана какая-нибудь, не раздолбай, не наркоман и не отморозок. Она доверяла ему всецело: в его компании Кетеван могла гулять хоть до утра. И всё-таки он старался доставить девушку домой не слишком поздно, а затем около полутора часов добирался - тоже пешком! - до собственного дома.
