– Семеныч, грузить их или нет? – опять спросил кто-то.
– Нет. Вон «пэпсы» отведут их на площадь. Мы еще покатаемся по дворам.
Спецназовцы загрузились, и ПАЗик, резко взяв с места, уехал.
Веню подняли за шиворот. Сашу и Лешу попросили сделать шаг назад. «Еще шаг назад». Трамвай заскрипел и тронулся.
Саша, щурясь от легкого головокружения, смотрел на небо.
Вене и Лешке защелкнули за спиной наручники.
– Руки назад! – приказали Саше.
Холодное сжало кисти.
Они пошли по улице вниз, подгоняемые тычками и матом милиционеров. Иногда злобно подлаивала овчарка.
Веня беспрестанно поднимал голову и с влажным сипом вдыхал через нос, пытаясь остановить текущую из расквашенных ноздрей кровь.
Саша с интересом разглядывал содеянное им и его товарищами.
Улицу разворошили, словно кулек с подарками.
Несколько сорванных и истоптанных трехцветных флагов лежало на асфальте.
Дорога была густо усыпана стеклом, иногда цветами, а также всякой вывороченной из мусорных урн дрянью – и создавалось ощущение, будто на улицу выпал дождь из стеклянной крупы, мусора и цветочных лепестков.
Кое-где валялись стулья, встретилась цепь оградки.
Все фонари были разбиты.
«Яну поймали», – вдруг угадал Саша, увидев на асфальте оторванный, распустивший нитки, отороченный мехом капюшон. «Капюшон Яны. Ее поймали за капюшон».
Иногда навстречу шли люди, с интересом, но большинство со злобой разглядывавшие задержанных.
«В плен взяли… – подумал Саша иронично. – Меня взяли в плен… И могут посадить», – завершил он свою мысль уже всерьез.
Сгоревшую машину было видно издалека. Около уже суетились пожарные. Из шлангов била вода. От машины валил тягучий дым.
– Нет, ну на хер вы это сделали? – все не унимался один из милиционеров, самый грузный и говорящий с одышкой. – На хер? Вы это строили, чтобы ломать?
Никто не спешил ему ответить.
Леша спокойно смотрел вперед, и на лице его читалось, что он вовсе не считает нужным разговаривать.
Саша мог бы ответить, но саднела разбитая губа, и он непрестанно слизывал кровь.
А Вене, похоже, даже его разбитый нос был нипочем, и он, хлюпая, спросил:
– Чего строили?
– Вот это все – вы строили?
– А кто это строил? – переспросил Веня, словно это его всерьез взволновало.
Здесь прямо в лицо Вене наехала камера, и милиционер матерно прогнал тележурналистов.
– Слышь, расстегни меня, кровь хоть вытру, – воспользовался ситуацией Веня. – А то вас вздрючат за избиение подростка. У меня нос сломался. Я на вас заяву напишу.
– Да мне плевать на твою заяву, понял? – сразу взвился милиционер. – Пиши, мне все равно. Я тебе еще жопу напорю в отделе.
Веня громко хмыкнул, харкнул красным и примолк.
Пацанву «Союза созидающих» выводили из подворотен – когда по три-четыре человека, а когда сразу по десятку.
Почти все пойманные были биты, несли красные, кровавые синяки, быстро заплывающие глаза, расплющенные носы и разбитые губы.
Пацаненок лет четырнадцати, весь бледный, с дрожащими скулами, на подгибающихся ногах ужаснул густым, грязно-кровавым сгустком на затылке. Его поддерживали за плечи.
На многих была разорвана одежда. Виднелись юношеские, худые тела.
Саша знал их всех – если не по имени, то в лицо.
Кто-то пытался перешучиваться, но милиционеры истошно орали, требуя закрыть рты.
Вскоре «пленных» собралась целая толпа, человек в шестьдесят-семьдесят.
Большинство были без наручников.
– Давай-ка со своих тоже снимем «браслеты», – сказал напарникам милиционер с одышкой. Он был старшим в наряде.
