Абдаллах хлопал глазами. Он не мог поверить в такую подлость. Это просто не укладывалось в его голове. Он же брат. Хоть и двоюродный. Но что-то подсказывало ему, что это правда. Потому как о его родственнике ходили очень нехорошие слухи.
– Что же мне делать? – спросил Абдаллах, опустив голову.
– Если Вы согласны, Павел сейчас помолится над Вами и колдовство уберет, – сказала Глаша.
– Пусть помолится! – порывисто сказала Ольга, видя сомнения, которые нахлынули в голову Абдаллаха. Он вопросительно посмотрел на нее. – Да! Пусть молится, – повторила она, настойчиво глядя на мужа.
Абдаллах смиренно кивнул головой, как бы цепляясь за последнюю надежду, спросил:
– А молитва мусульманская будет?
– Абдаллах! Тебе шашечки или ехать? – спросил я, увидев его изумленные глаза, впавшие и в черных обводах, добавил: – Кто такой Иса знаешь? Кто такой Аллах знаешь? Так какой грех ты совершишь если я помолюсь над тобой Аллаху во имя Исы.
И я начал молитву. А сам Абдаллах поддерживал ее неудержимым зеванием. Оно и понятно. Это, скажем так, стандартная реакция околдованного тела на молитву. В Абдаллахе был могучий бес, подселенный колдуном при теоретическом согласии самого Абдаллаха, был и длинный плотный шлейф колдовства, который покрывал голову бедолаги, спускался вдоль спины и от ног тянулся куда-то вдаль. Была еще какая-то нежить, наложенная словно пластырь на тело Абдаллаха в районе печени, поджелудочной и сердца. В общем, пациент был натыкан колдовством, как подушечка для булавок. Когда я закончил молитву и открыл глаза, то увидел лицо Абдаллаха. Он сидел напротив меня с широко открытом ртом. Глаза были выпучены и испуганы. Меня же развернувшаяся картина изрядно повеселила. Стало понятно, что произошло. Я протянул руку и прикоснулся к его лицу, после чего рот сразу захлопнулся и Абдаллах тут же спросил, пока еще непослушным речевым аппаратом:
– Что это со мной было?
– Это колдовство так сопротивлялось и бес выходил. – ответила Глаша вместо меня. А потом, обращаясь ко мне, добавила: – Абдаллах – чемпион! Десять минут с открытым ртом просидел. Пять минут, помню, было у одного клиента. Но десять…
– Вообще не понял, как это было. Зевнул и закрыть не могу. Сижу как дурак, – удивлялся Абдаллах.
– Как ты себя чувствуешь? – спросил я.
Абдаллах замер, как бы тестируя свой организм, и вдруг начал улыбаться. Не понимая, что к чему, тем не менее, заулыбалась и его супруга.
– Мне стало свободно. И так легко. Я уже за эти месяцы и забыл, что такое улыбаться.
– Ну и Слава Богу! – сказала Глаша.
– Как я согласился? Ведь внутри меня все кричало, сопротивлялось, когда я под того барана становился, – огорчённо сказал Абдаллах.
– Просто там было два барана. – философски заметил я подняв вверх указательный палец и все засмеялись.
Я договорился с Абдаллахом, что он целую неделю будет соблюдать намаз, вне намаза прочитает Суджуд аш-шукр>17, в пятницу сходит в мечеть, а потом снова заедет к нам. Сегодня он был похож на Чернобыльскую АЭС и до сих пор фонил колдовством. Просто хотелось, чтобы Глаша глянула его еще раз, чтобы быть уверенными, что мы все убрали и никакая хитрость колдовская на нем не осталась.
Проводив весело гомонящее семейство, мы с Глашей остались одни в своем офисе. Посмотрели друг другу в глаза, ощутили всю силу Божьей благодатной радости, которая приходит тогда, когда ты сделал что-то правильное и очень нужное Богу. Потом я заметил, что конфетки в вазочке здорово убыли.
