– Так это ваша недоработка, – зевнул я и заснул буквально за минуту.
* * *
Утром все тело ломило, будто я сам гонял немецких диверсантов по местным болотам. Но деваться было некуда – после завтрака отправился к маскировщикам. Которыми подрабатывала двадцатая рота инженерного батальона под Селищами. Вестимо дело, сначала позвонили в дивизию, там спустили вниз по команде, так что должны были ждать.
Приехал я аккурат на посвящение новичков в тонкости саперного дела – пожилой сержант вставил тлеющий бикфордов шнур в толовую шашку, и два лопоухих новобранца с ужасом смотрели, как огонек все ближе и ближе подбирался к взрывчатке. В самый последний момент сержант, разумеется, вытащил шнур, пригладил усы.
– Все поняли, салаги?
Бойцы закивали как по команде.
– А сейчас берете по кусу и кушаете, – сержант разломил толовую шашку. – Считай, посвящение прошли.
Я наблюдал за этим представлением молча – сам проходил такой ритуал. Откуда, кто придумал и зачем? Непонятно.
Красноармейцы послушно скушали по кусочку, после чего один заметил, что тол по вкусу напоминает аспирин.
– Только не вздумайте теперь курить, – встрял я со своим ценным советом.
Бойцы подскочили, отдали честь.
– Подорвемся, товарищ полковник? – спросил правый боец.
– Череп на куски, – покивал я, подмигивая сержанту, который улыбался в усы. – Вообще бросайте курить, если начали. Табак демаскирует. Воняет за полсотни шагов, папироса тлеет.
– Да, нас уже предупредили – третьим не прикуривать, – тяжело вздохнул «левый». – Снайперы немецкие на передке случаются.
– Вот-вот. Третьим не прикуривайте. А теперь проведите-ка меня к своему начальству.
Приказ, который изготовили в штабе фронта, сделал дело первоочередным и не терпящим отлагательств. А что, стоит только посмотреть на подпись Кирпоноса, и сразу всем становится ясно: это надо сделать быстро и именно так, как написано. И понеслось.
Рота стояла совсем недалеко от места будущих свершений, так что я просто загрузил командира взвода в «эмку», близняшку той развалюхи, что нас в Москве возила, и мы поехали.
Для лейтенанта староват командир, сильно за сорок, да и вид у него… сугубо гражданский, я бы сказал. И в плен ему лучше не попадать, конечно. Национальность на лбу написана. Все как положено – и очки с толстыми линзами на крючковатом носу, и уши большие, залысины на лбу. Но мне не на парад с ним и не в модном журнале сниматься. Сказали, что лучший – Меерсон, так с ним и будем работать.
– Вот, собственно, фронт работ, – показал я ему, когда мы вылезли из «эмки». Два спеца рангом пониже в звании сержантов почтительно отошли в сторону, чтобы не мешать начальству решать вопросы.
А что там особого смотреть? Сами Селищи сохранились немногим лучше Вишеры. Наверное, здесь все усилия прилагали к тому, чтобы мост выбомбить. Чуть в стороне от моста отмель какая-то. Сейчас немного над поверхностью показывается, а летом, когда уровень воды пониже, целый остров получается. Даже дерево какое-то растет. Наш берег довольно пологий, а противоположный – там обрыв довольно крутой.
– Н-да, – он снял очки, протер стекла ветошью, выуженной из кармана шинели, и снова нацепил их на нос. – И что надо сделать?
– Сделать так, чтобы мост больше не бомбили. Вы, товарищ лейтенант, кем до войны были?
– Инженер-строитель я был, товарищ полковник.
– Давайте, когда начальства нет, без чинов. Тем более что мы почти ровесники. Я Петр Николаевич. А вас как звать-величать?
