– Летс гоу Дуарте, Сара, – предложил я.
К тому времени у нас с Сарой сложился свой язык, состоящий из нескольких десятков исковерканных английских и испанских слов. Ни падежей, ни времен в этом языке не было, но мы с Сарой отлично понимали друг друга. Давным-давно один пьяный литовец жаловался мне, что какой-то русский обозвал литовский язык "птичьим". Теперь я называл птичьим этот наш с Сарой язык.
– Ноу Дуарте.
– Вай, Сара? Вот хэппенд? (Почему, Сара? Что случилось?)
Сара явно испугалась и побледнела, насколько это возможно при ее цвете кожи. Это было заметно даже в темноте.
– Сара, летс гоу. Ноу проблем, Сара. Ай лёв ю, (Пошли, Сара. Проблем не будет. Я люблю тебя.)
Я присел на корточки перед девушкой и раскинул руки, как бы ограждая ее от опасностей.
– Ю ми амига, Сара, ноу проблем фо ю. (Ты моя подруга, Сара, у тебя не будет проблем.)
Но чика упорно отказывалась идти на улицу развлечений. Она даже задрожала от страха, чем сильно, в очередной раз, удивила меня. Сара вообще девушка не робкого десятка, и повод для испуга должен быть очень существенным.
Я не мог понять, в чем дело. Как она могла заиметь врагов при своем легком характере? Сара жила в Бока Чике недолго, но весь городок успел узнать и полюбить ее.
– Полисия? – озарило меня, я показал на нее пальцем, потом на здание Полисия насиональ. – Сара проблем полисия?
– Но, но полисия, но проблема.
– Но компрендо, (Не понимаю.) – я действительно не понимал. Все это стало меня напрягать. Я сжался в комок и задрожал, передразнивая Сару.
– Вот хэппенд, Сара? Ту лёка? (Что случилось, Сара? Ты дура?) – провоцировал я ее.
Это было сильное средство, а Сара по-настоящему гордая девушка. И на "слабо" ловят не только дураков, но даже таких хитрооких доминиканок, как моя любимая.
Чика побледнела еще больше, но, наконец, решилась.
– Окей, летс гоу Дуарте, (Хорошо, пошли на Дуарте.) – произнесла она мертвым голосом.
Сара вскочила со скамейки и решительно направилась на ярко освещенную улицу. Я шел сзади, напрягшись, готовый, в случае чего, защитить девушку от любых опасностей.
Не останавливаясь, не цепляясь языком, через людскую толкотню, грохот музыки и громкую речь она быстрым шагом проскочила один квартал, завернула в боковую улочку, прошла десяток метров и сразу успокоилась.
Напряжение спало, и девушка расслабилась, но заострившиеся черты лица и ставшие огромными глаза напоминали о пережитом стрессе.
Она присела на стул возле телеги торговца гамбургерами и попросила меня купить поесть. Мы ждали, пока подогреется мясо, и тут подвалила обезьяна-утконос, которую Сара тоже явно недолюбливала.
Женщины начали непрерывный трескучий диалог. Чувствуя себя лишним, я стал снимать на видео в телефон сидевшую на стуле Сару, которая чесала пальчиком свою искусственную коросту на голове, стоящую рядом гаитянку с рахитичным животом, загораживавшуюся рукой, показывая, что ее снимать не надо, и лоток гамбургерщика.
Наконец еда была приготовлена, и Сара получила горячий гамбургер. По-местному обычаю, она отломила кусочек и дала собеседнице. Та, выпрашивая подачку, умильно глядела на меня, насколько позволяла ее злобная физиономия. Но я, помня о "долге" в сто песо, не поддавался на провокации. Поняв, что угощение не ломится, обезьяна, к моему облегчению, скрылась с глаз.
Сара поела, и я предложил:
– Летс гоу?
– Ноу Дуарте, – жалобно попросила Сара.
