– Неа, – качает головой Саша. – Это мое.
Он аккуратно, но уверенно выдергивает из моих пальцев бумажку, быстро ее читает, и кидает к остальным в рюкзак. Звенит звонок, и я вылетаю из класса. Почему на местах, где ко мне прикасались пальцы Саши, моя кожа так горит? Это ведь ненормально, правда?
В коридоре я налетаю на кого-то, не заметив за своими мыслями.
– Извини, – бубню я, пытаясь обойти преграду.
– Надо смотреть куда прешь, Самойлова, – зашипело у меня над ухом. Блин, вот из всех учеников школы надо было мне врезаться именно в нее!
– И не говори, – бурчу я, задирая голову немного вверх и заглядывая в лицо Карины.
– И почему ты всегда встаешь у меня на пути? – вновь зло шипит девушка, но вдруг она что-то замечает за моей спиной и ее лицо резко преображается. – Сашуля, я соскучилась по тебе.
– Правда? – Саша подходит к нам и обнимает Карину за ее тонкую талию. – Прошло всего сорок пять минут.
И он улыбается. Я первый раз вижу, как он это делает. Его лицо вмиг преображается и вечно хмурое выражение исчезает.
– Самойлова, что застыла? – в спину кто-то тыкает, от чего я немного качаюсь вперед. Черт, Ваня. Интересно, он заметил, как я пялюсь на Гаранина?
– Ничего, придурок, – фыркаю я, и даже не оборачиваясь, лечу по коридору. Сзади раздается взрыв смеха.
Саша Г.
Мне по ночам снятся кошмары. В них нет какого-то определенного сценария. Это просто размытые тени, непонятные темные образы, которые я, просыпаясь, сразу забываю. Но чувство безысходности, тревоги и парализующего страха в ожидании неминуемой беды остаются со мной. Вот и сейчас я просыпаюсь среди ночи от всепоглощающего ужаса, который переполняет меня во сне.
Так было не всегда. А точнее началось после той ночи, когда в дом нашей троюродной тетки позвонили и сообщили о том, что родителей больше нет. Помню, что не хотел в это верить. Мотал, как дурак головой и постоянно твердил «Нет». Тетка плакала, прижимая перепуганного и ничего не понимающего Тему к себе, и что-то спрашивала меня. Не помню. Я тогда вышел на улицу прямо так – в носках, майке и трусах и бродил по улице не в силах поверить в то, что с нами произошло. Я не заметил, как наступил рассвет, и только увидев розовеющее небо, вспомнил, как, наверное, сейчас страшно брату.
Мы с ним никогда особо не ладили. Он постоянно ходил за мной хвостом, что меня ужасно раздражало. А еще мама вечно просила меня приглядеть за ним, и вместо того, чтобы идти гулять с друзьями, я был вынужден сидеть дома с Темой. Но теперь все изменилось. Он нуждался во мне как никогда, и я должен позаботиться о нем, ведь теперь у нас нет никого ближе друг друга.
Я тихонько встаю с постели, убеждаюсь, что братик беззаботно посапывает в своей кровати и выхожу из спальни. Я не знаю, куда мне пойти, но спать не хочется. Хочется выйти на улицу и подышать. В раздумьях мой взгляд натыкается на неприметную лестницу в конце коридора, что ведет наверх.
Я поднимаюсь по ней и с удивлением обнаруживаю, что дверь не заперта. Помещение под крышей еще не отремонтировано, и, кажется, на ближайшие пару лет заброшено. Подсвечивая себе фонариком на телефоне, я оглядываюсь. Самойловы временно устроили тут склад старых вещей, которые вроде бы уже не нужны, но выбрасывать еще жалко. Также здесь находятся материалы и инструменты, что они использовали при строительстве и ремонте: банки с красками, рулоны обоев, стремянки, куски утеплителя.
