– Вставай, пора! – разбудил Сашку Алексей Трофимович.
Сашка встал, дядя заправил ему рубашку в брюки, сказав, что не стоит спешить: пассажирам, сошедшим на берег, придётся долго сидеть на вокзале, потому что поезд отправится не скоро. Сашка обратил внимание на тишину. На палубе было темно, приходилось на ощупь ставить ноги. Сон у Сашки пропал, дышалось легко. Погода была тёплой, мокрый снег прилипал к обуви.
Одинокая женщина вглядывалась в темноту, откуда выросли две фигуры – большая несла чемодан, и маленькая была с ношей. Она рывком подалась вперёд, и через мгновенье обнимала по очереди маленького и Алексея Трофимовича.
– Наконец-то прибыли, – проговорила она ласковым голосом, – Милые мои путешественники!
Сашка понял, что это мама. Он растерялся и стал сумку перебрасывать из руки в руку. Но мама забрала её и обняла Сашку. Потом, глянув в сторону, сказала:
– Нельзя терять ни минуты: скоро отправится товарный поезд с теплушкой, в ней можно будет доехать, чтобы не ждать пассажирский. Я об этом попросила начальника станции, и он согласился, узнав, кто мой муж. – Последнее сказала, с гордостью глянув на супруга.
Шли долго. Сашка наступал на снег, и он попал ему в ботинки. Теплушка расположилась посредине состава пустых и загруженных платформ. Из трубы, что вылезла из маленького окна вагона, плыл дымок, пронизанный искрами, над землёй тёк запах гари. В вагоне по бокам стояло несколько деревянных сидений, вокруг железной печки стояли такие же. Они все были заняты пассажирами, но с левой стороны, недалеко от печи, два диванчика оказались свободными. Алексей Трофимович и Сашкина мама с себя сняли верхнюю одежду и соорудили постельку на одном из диванчиков. Когда Сашка лёг, мама разула его, тепло от печки согрело ему ноги. И он стал рассматривать огоньки, которые вспыхивали и видны были через щели в дверце печи. Увидел, что мама разговаривает с дядей Лёшей. И тогда подумал: «Какая она красивая!».
Сашка не помнил её. Впрочем, перед ним сидела совсем другая Ксения Рязанцева, с которой читатель познакомился в начале романа. Теперь это была зрелая дама. Лоб, обрамлённый локонами волос, прорезала чёрточка – прямо над тонкими бровями; морщинки просматривались и на переносице; взгляд глаз был быстрым; выразительные губы меняли выражение – то были твёрдыми, чёрточкой, то смачивались кончиком языка и становились пухлыми; голова то картинно вскидывалась, то опускалась до горделивой позы.
Заметив, что Сашка её рассматривает, Ксения нагнулась к нему и спросила:
– Что, сын, не спится? Может, кушать хочешь? – Она положила бумажный свёрток перед ним.
Сашка достал из бумаги пирожное и с удовольствием съел.
– Боюсь, воспитывать придётся заново, – прошептала Ксения мужу.
– Дай человеку отдохнуть с дороги, – улыбнулся Алексей Трофимович.
– Дорога дорогой, но он, кажется, грубоват, – серьёзно сказала Ксения.
Малыш скоро управился с пирожным, лёг удобней, но глаза его продолжали таращиться.
– Усни же, милый! – улыбнулась ему Ксения. – Наверняка утомился.
Паровоз засвистел, вагон качнуло, колёса заскрипели со стоном. Сашка приподнялся и посмотрел в щёлку, где выходила дымовая труба. Вдалеке виднелись огни порта. Вагон освещала керосиновая лампа, она висела на гвозде и качалась, кидая лучи на стены.
– Книжку бы почитать ему, но свет тускл, – вздохнула Ксения.
Алексей Трофимович встал и принёс откуда-то из угла железнодорожный фонарь, с красными и жёлтыми стёклышками; сдвинув стекло, он запалил фитиль, стало светлей. Ксения присела на край Сашкиной скамейки. В руках у неё оказалась книга с красочной обложкой.
