Саваоф. Книга 2 - страница 7



Конфуций (версия перевода Ф. А. фон Хайека). Хотя родиной из Слова. Но кто мы тогда? И кто есть кто в родном своем слове? М-да, не в своих санях – еще куда ни шло… Говорить хорошо, когда за словами счастье, когда слова льются легко и свободно. А когда человек несчастлив, могут ли помочь ему такие неверные, ненадежные вещи, как слова? От них только тяжелее. Эрих Мария Ремарк. Возвращение. На первый вопрос, о литературе нашего времени, ответ как бы получен. Остался второй. Ждем-с, Вячеслав Вячеславович. Получится – до морковкиного заговенья – так тому и быть.

Ура-а! Получилось. Огрызко вновь в Тюмени, прибыл как эксперт на телевизионный смотр. Все завершилось, на этот раз «сессия» прошла в нефтяном Увате. Заловил Вячеслава. И вот в кабинетике зама телевизионного головы нашего Омельчука Светланы Назаровой. Она деликатно оставила нас, пригласив располагаться на диване. Я ж подставил диктофон мэтру-эксперту, слушаю моложавого в модной стрижке (готовили к эфиру и мастер-классу знатно) Огрызко:

– Ближайшие несколько десятилетий ожидать, что наша литература будет все также великая – это немножко самонадеянно. Будет готовиться поле для подъема ее, следующего взлета. Сейчас будут отдельные какие-то проблески, отдельные явления. Почему мы говорим, что в прошлом была великая литература? Потому что общество было уже во многом оторвано от культуры и в среднем было достаточно малообразованным. Насаждались ложные идеалы и в плане идеологии и в плане литературы и т. д. Ведь практически у нас люди не знали ни настоящей истории, ни настоящей философии. Знающих были единицы. И выросло несколько поколений, для которых шкала ценностей была с ног на голову перевернута.

– О смуте времен Перестройки только и скажешь, как и о Великой Отечественной войне как о времени «воющего набата».

– Считалось, что если человек занимает должность в руководстве Союзом Писателей как Георгий Мокеевич Марков там или Юрий Васильевич Бондарев, их книги и есть самая высокая и настоящая литература. На этой литературе как бы воспитывались. И что же мы после этого хотим?

– Ты прав, Вячеслав Вячеславович. Секретарская литература была фактом, яркий в этом плане тот же Вадим Кожевников. Я давно уже означил такие писания для себя чисто художественно как буйно цветущий в годы социализма осот на поле социалистического реализма, питательная среда этого – бюрократия, пронизавшая сверху донизу государство. Можно, язвя, назвать ее улялюмом чиновников.

– Ничего путного сейчас ждать не стоит. Сначала нужно изменить уровень общества, его сознание, шкалу ценностей, тогда действительно можно будет говорить о каком-то новом взлете. А сейчас мы имеем дело с малообразованными людьми, достаточно поверхностными. Для журналистики это, может быть, и сойдет. Но не для литературы. Зачастую пишут книги люди, которые претендуют считаться как бы совестью народа, исходя из ложных посылок: отталкиваются от проблемы. Проблемы действительно все важные. Плохо с экономикой там, плохо с нравственностью, плохо с сельским хозяйством и пр. Но при чем здесь литература? Не об этом же должно быть в ней, о том, что у нас плохо сеют там или пашут или плохо коровники строят. Этим пусть занимаются газеты, телевидение. Я даже не говорю сейчас о других вещах, о том, что безусловно будут какие-то новые формы. Соединение, например, литературы с телевидением