Я спрыгиваю с КамАЗа и резво иду к ней. Оглядываюсь кругом и спрашиваю:
– Где Икарус?
– Так он давно заехал за ворота и укатил внутрь. Я решила, что какая-то важная делегация. Потому что наш студенческий автобус тут на улице стоял. Может, объяснишь, зачем мне нужно было ждать?
Я не ответила и пошла к проходной.
Пытаться пройти на территорию, само собой, бесполезно. На вахте охрана, и если начать буянить, то это может закончиться приездом безмозглых силовиков. Поспрашивала, куда уехал автобус, на что мне бестолково ответили, что экскурсии на сегодня закончены. Я попросила вызвать сюда того, кто знает что-то о транспорте.
Пришёл какой-то мужик через несколько минут. Всем свои видом изображал, что не понимает, чего от него хотят и про Икарусы он не знает. Охранник тоже на территорию пассажирский транспорт не пропускал. Так что или Ангелина лукавит, или эти работники скрывают.
Вышла на улицу, посмотрела через решётку ворот с атомной символикой, там длинная прямая дорога в окружении деревьев, и автобусов не видно.
Тогда снова подхожу к Ангелине:
– Здесь точно был Икарус? Ты точно его видела?
– Ну да. Был. Видела.
– Это точно был НАШ Икарус???
– Ну конечно. Я же помню номер. Да и перепутать сложно, такие автобусы сейчас редко можно увидеть. Так что ошибки точно нет.
– Понятно, – выдохнула я. И немного подумав, предлагаю: – Ладно, поехали отсюда. Мы тебя отвезём.
Перед тем как уезжать, я глянула на бледно-жёлтое здание проходной. У одной из четырёх дверей стояла… Мне показалось, что Светлана Семёновна. Моя лёгкая близорукость может меня обманывать, я протёрла глаза, хоть обычно и не делаю так. Нет, видимо, показалось. Слишком было бы удобно, что все тут собираются. У дверей есть несколько человек, но Светланы нет. Похоже, перенервничала, мерещится уже, надо сваливать в спокойную обстановку.
– Что происходит-то? – спрашивает Ангелина, когда мы влезли в кабину.
– Не твоё дело! – отвечаю я.
– Каштанка, не надо так, – заговорил батя.
– Ты-то ещё не беси меня!!!
А бесит уже всё, что случилось за день. Ангелину я не собираюсь посвящать в подробности нашего инцидента. Помнится, батя даже Славе не всё всегда говорил, а уж тот был посвящён в его дела. Так что Ангелине и подавно незачем знать наши тайны.
Довезли мы её до самого дома. Она снова из присущей ей вежливости приглашала к себе, но мы наотрез отказались. Чем, видимо, ещё больше её расстроили. Весь день у неё пошёл наперекосяк. Мы не знаем, что она наговорила своему научному руководителю, чтобы отколоться от сегодняшней учебной программы. Так что денёк у неё выдался не радостный. Как и у нас.
А вечером, когда мы уже оказались дома, я ей сама позвонила:
– Слушай, ты извини меня за мою грубость. Тут навалилось просто, но я не буду говорить, что именно.
– Да ладно тебе, не страшно. Спасибо, что позвонила.
Не страшно ей. Что хоть она знает о страхе? А я что знаю?.. Наверно, после этого короткого звонка она опять расплылась в своей характерной улыбке.
Пока мы ехали обратно, я пожевала булку, которую запихнула в рюкзак. Ела её с вареньем, которое забросила, схватив миску со стола. Прямо так в открытом виде. Весь рюкзак внутри вымазался, и я его булкой вытирала. А дома стала выгружать ненужное барахло, которое перед выездом не глядя оголтело сгребла с ближайших полок и со стола. Плеер, пустая чашка с ложкой, ручка, расчёска, баночка с шурупами, рулетка, обёртка от печенья. И всё это заляпалось вареньем. В здравом уме эти предметы я бы не тронула.
