– Вот, значит, как устроена женская любовь! – задумчиво произнёс Альберт, – Значит, если бы имя пасечника не совпало с тем, что осталось у Ирмы на ромашке, то она бы в него не влюбилась… – продолжал размышлять вслух Альберт.
– Генрих, почему ты молчишь? Тебе нечего сказать обо всём этом? – не выдержав размышлений Альберта, воскликнул Франц.
– Нечего, Франц. Я вообще думаю, что об этом нет смысла говорить, – ответил Францу Генрих и перевернулся загорать на живот.
Позже молодёжь развела костёр, потому что стало смеркаться, а домой им идти не хотелось. Ирма пришла на реку, когда сумерки стали превращаться в ночь. Она пошла плавать. Братья наблюдали за ней какое-то время, но потом вскочили и побежали в воду. Они стали резвиться вокруг неё, как дельфины, и брызгаться, как киты, пока она не рассмеялась и не стала брызгаться в ответ.
– Констанц, на помощь, они утопят меня!
Констанция прыгнула с разбегу в реку, и они устроили свою любимую с детства потешную возню. Девчонки визжали, летели брызги, и ночь искрилась им в ответ разгоревшимся на берегу костром.
Пришла Анхен, долго наблюдала за игрой в воде и, наконец, позвала всех домой, спать.
Утром их разбудил гудок клаксона. Под окнами стоял Макс. Ирма выбежала на улицу босиком, села сзади него на сидение и сладко улыбаясь, обняла парня, уткнувшись носом в его рубаху. Макс увёз Ирму к себе на Пасеку. Констанц махнула сестре рукой и завалилась спать обратно.
После завтрака братья решили пойти починить лодку и потом до обеда кататься по реке. Анхен, по умолчанию, поплелась вслед за ними. Братья провозились с ремонтом лодки пару часов. И, отчалив от берега, спустились по течению к водопаду. Там они пришвартовали лодку у крошечного причала. И устроились на траве так, чтобы видеть красоту падающей с высоты воды и блики радуги над серебряными брызгами. Шум водопада напомнил им спор, который они вели последнее время.
– Давайте-ка сами поговорим с отцом о том, что мы уже выбрали, кто из нас чему будет учиться после училища. Зачем ещё тянуть жребий? Ведь это и так ясно, что Генрих пойдёт на юридический, а ты Альберт в бухгалтеры, ну а мне, нравится коммерция. И о нашем выборе вообще-то знает вся семья, – резюмировал долгий разговор между братьями Франц.
– Традиции семейные надо поддерживать, брат, это своего рода дисциплина и больше ничего. Так к этому и относись, – ещё раз повторил Францу Альберт. Генрих, больше слушавший их спор, чем участвовавший в нём вдруг сказал:
– Мы можем, не нарушая традиций, сделать так, чтобы каждый вытянул жребий с той профессией, которая ему по душе!
И они составили план подмены жребия, о котором никто в семье так никогда и не догадался. Анхен, в это время, сидела слишком близко к водопаду, и шум воды помешал ей услышать решающую часть спора между братьями.
Ирма ехала всю дорогу с закрытыми глазами, обнимая Макса. Ей казалось, что она вот-вот растворится совсем в его медовом аромате.
Ирма с детства была привередлива к окружающим её запахам. И всегда уходила из комнаты или из компании людей, если там пахло чем-то неприятным. Она привыкла, что взрослые женщины её круга, словно цветы, благоухали разнообразными оттенками духов. А к чужим взрослым мужчинам она никогда не подходила настолько близко, чтобы понять их запах. Братья и сестры были не в счёт, они привыкли к запахам друг друга с детства и не обращали на них совершенно никакого внимания. Но если бы им пришлось играть в прятки, в темноте, то они бы без труда нашли друг друга именно по запаху. Ведь прожитая жизнь каждого человека, как всем хорошо известно, – это не только память чувств, образов, слов и действий, это ещё и память запахов, всегда сопровождающая их.
