Поезд вздрогнул и тронулся.
За окном потянулись современные городские районы, но постепенно в их облике что-то стало меняться, нерезко, но заметно.
На первой станции сошли несколько молодых людей.
– Нам долго? – спросил я.
– Не очень. Поезд быстрый, – ответил мужчина в униформе.
– Как вас зовут?
– Я просто сопровождающий. Я назначен ответственным за ваше пребывание здесь. Имя не имеет значения. Зовите меня, как хотите, например, Иван.
Я опять посмотрел в окно. Все изменилось. Исчезли небоскребы, да и просто высокие дома, архитектура стала более однообразной, все больше напоминавшей то, к чему я привык в молодости, да и машины на улицах явно тянули на звание – ретро.
Количество пассажиров с каждой остановкой уменьшалось.
Вскоре в вагоне остались только я с Иваном и еще несколько человек на вид старше меня.
– Нам пора, – провожатый встал, – следующая станция ваша. Дальше нельзя.
– Почему? – удивился я.
– Таков порядок. Дальше вам никак, поезд не тронется, пока вы не выйдете. Извините, порядок.
Я послушно прошел в тамбур, а когда со вздохом открылись двери, ступил на платформу.
Дыхание перехватило, Боже мой!
Вдаль от станции уходила улица моего детства: мокрый после дождя асфальт, на тротуаре расчерчены «классики», вот и продуктовый магазин номер три, за ним бочка с квасом – крупные красные буквы, липы шуршали листвой, медленно полз львовский автобус, где-то репродуктор объявлял, что с нами опять программа «В рабочий полдень», потом голос Трошина пел о Подмосковных вечерах…
Я стоял не в силах сделать шаг, чувствуя, что по щекам сбегают слезы.
В сознание ворвался вкрадчивый голос Ивана:
– Для каждого возраста своя конечная станция, нельзя уехать за пределы собственных воспоминаний. Таков порядок. Я вас оставлю, вы можете идти, можете делать, что хотите. Если понадобится, я вас найду.
– Почему понадобится? – я обернулся к нему, стерев ладонью непрошенные слезы.
– К вам могут приехать. Могут приехать те, кто не имеет возможности добраться до этой станции, чьи воспоминания не распространяются на этот период времени. Нам придется вернуться на какое-то время… расстояние назад, в сторону вокзала. Чтобы вы могли встретиться.
– Понятно, – хотя мне было совершенно не понятно.
Он ушел, а я, аккуратно ставя ноги на стертые, сбитые ступени старой лестницы, спустился с платформы.
– Вадик! Ты?
Обернулся.
Ко мне шел старый мужчина в соломенной шляпе, тяжело опираясь на трость.
– Не узнаешь?
– Нет, – честно признался я.
Он рассмеялся:
– Так и знал, – взял трость подмышку, порылся в кармане пиджака, вытащил сложенную фотографию, расправил ее и ткнул пальцем в верхний левый угол, – смотри, теперь узнаешь.
Опустив глаза, увидел снимок нашего шестого «а», палец мужчины указывал на веселую физиономию Федьки Осипова.
– Федор? – я оторвал взгляд от фотографии и посмотрел в морщинистое улыбающееся лицо собеседника.
– Ага! Поди, изменился немного? Ха! Поэтому и таскаю с собой фото. А то встретишь кого из наших, долго объяснять, кто я есть. Ты давно сюда наведываешься?
– Первый раз.
– Понятно. Не пугайся. Все мы изменились. Ты тоже не… Короче тоже изменился. Я тебя больше по общему облику узнал, да и по шраму, – он кивнул на след моих подвигов юности, так и оставшийся на лбу на всю жизнь. – Какие планы?
– Никаких, – честно ответил я.
– Понятно. Ладно, поброди, осмотрись, обвыкни. Если что, меня можно на школьном стадионе найти, люблю там сидеть. Помнишь же?
