Нынче затрудняюсь даже подсчитать – сколько поколений моих потомков живет на Земле. Увы! Ни один из них не родился араччи, как я.
Я потеряла всех, кого близко знала, кого любила, кем дорожила больше всего на свете. От бесприютного одиночества душа застыла, как застывает жук в янтарной капельке. Красивый и будто бы живой.
Будто бы – вот главное слово.
…
Два дня пролетели незаметно.
Кабинка для еды, над столом снабжала меня горячими завтраками, обедами и ужинами.
Я читала любимые романы, тонизировалась йогой, наслаждалась созерцанием планет и звезд.
Порой удивительно прекрасных, порой безобразных, а порой напоминавших о родной Земле.
Одни походили на кусок камня, тяжелый и мертвый, другие – на удивительный, идеальной формы кристалл, голубой или зеленый. Скорее всего, живой… Третьи – на загадочные руины с глубокими жерлами кратеров, острыми пиками скал. Четвертые опоясывались радужными кольцами или туманными облаками.
Все это я уже видела в предыдущих путешествиях.
Сама не ожидала, но четыре стены каюты и еще четыре санузла довольно-таки быстро наскучили. Я немного поколебалась и решила наведаться в общую смотровую. Экраны там занимали две стены, позволяя любоваться участками космоса, которые ускользали от обзора в каюте.
Для начала приклеила за ухо пластиковый лингви-диск. Прибор, чуть больше половины ладони, переводил с чужих языков на земные. Вздохнула, словно собиралась на важное мероприятие, и вышла наружу, захлопнув дверь до характерного щелчка замка – хр-р-р.
Просторная кабинка лифта позволила бы перевезти два пианино.
Я поднялась на два этажа и вышла в огромный холл. По сравнению с ним бальные залы Версаля – убогие комнатушки. Как и весь корабль, стены и потолок здесь словно бы отливали из стали. Хоть до рези напрягай глаза – ни единого стыка, ни единой щели не отыщешь.
В дальнем конце цепляли взгляд две двери, если верить проспекту по четыре метра в высоту и три в ширину – каждая. Их идеально гладкую поверхность золотили лучи желтоватых лампочек. Они ровным слоем облепили потолок, придавая ему сходство с симметрично бугрящимся облаком, подсвеченным солнцем. Я дернула длинный вертикальный поручень одной из дверей и вошла в смотровую.
Столпотворения не было. Это вам не бар и не дискотека на нижних этажах. И уж точно не новомодный прогулочный парк-оранжерея на верхнем – экспозиция растений с разных концов Галактики.
Кучка землян что-то обсуждали возле одного из экранов. Галдели, бешено жестикулируя семь-восемь хорров, в спортивных костюмах, подозрительно напоминавших наряды земных гопников далеких лет. Только цепей на шее не хватало. Невдалеке шушукались два заурра, в традиционных золотых одеяниях, сродни римским тогам. Поодаль от всех застыл одинокий эрис. Ну и ладушки.
Я заняла свободное место на расстоянии примерно двух вытянутых рук от заурров, в пяти шагах от эриса. Замерла, положив ладони на длинный поручень – от одной стены к другой – странное наследие времен, когда люди путешествовали поездами.
Эрис бросил на меня внимательный взгляд чисто-голубых глаз, тряхнул светло-русыми волосами, до пояса, и вернулся к созерцанию экрана.
Мне нравились одеяния этой расы, опять же, очень похожие на эльфийские. Лосины, которые облегали мускулистые ноги, сапоги, до середины икры и свободные туники, почти до колен. Эрисы шили одежду из удивительной струящейся ткани – смельен. Элитные земные ателье со скрипом заполучили ее совсем недавно. Глядя на смельен вблизи, я почему-то всегда вспоминала мультфильм про Царевну-лягушку. Принцесса скроила рубашку для отца Ивана-царевича из прозрачного покрывала ночного неба, вышила пентаграммами звезд, серпом Луны.
