Бармен достал из-за стойки графин с водкой.
– Знаете, – промычала Маргарита, выпив еще и раздирая сало остренькими зубками, – приходите завтра на премьеру, и сами увидите.
– Хотите контрамарку? – добавил Собакевич.
– О чем же все-таки спектакль? – спросил я.
Мысль увидеть на сцене Собакевича в образе Маргариты, под ручку с Собакевичем – Маргаритой вызывала противоречивые чувства.
– Как бы вам сказать…, – протянул Собакевич, и почесал нос.
– Это трудно объяснить, – закивала Маргарита. – Сюжет не укладывается в привычные рамки. Зритель может представлять все, что угодно. В отличие от классики, которая давно всем набила оскомину здесь во всем, во всем – полная свобода. Определенно, это будет революция в искусстве!
– Ну, а какова все-таки основная мысль? – спросил я.
– Я же сказала вам, – отвечала Маргарита, раздражаясь, – во всем – свобода. Один увидит одно, другой – другое, третий вообще ничего не увидит, но только все поймут, что перед ними что-то такое, что… нет, это невозможно, невозможно описать! – Выкрикнула она почти уже со злостью, но тут снова запели колокольчики, и в уютном полумраке появились два господина.
– Добрый вечер! – воскликнул тот, что вошел первым.
На нем был мокрый от дождя плащ, широкополая шляпа и трость. Другой держал в руках потемневший от влаги бумажный пакет, перетянутый бечевой.
– Где веселье? – воскликнул первый господин. – Почему тихо? Музыку громче! –Больше свечей!
– Здесь нет свечей, – тихо заметил второй.
Какой ты, Михаил, реалист, право! – огорчился первый господин. – Впрочем, – добавил он, оглядываясь, – свечей здесь действительно нет. Что-ж, твой выход!
Второй господин надорвал бумажную обертку и извлек из прорехи несколько толстых, темных восковых свечей, богато украшенных замысловатым орнаментом.
– Подарок заведению, – пояснил первый. – Для услаждения вкуса присутствующих и создания атмосферы.
– Благодарю, – ответил бармен бесстрастно.
Свечи расставили на столиках, полках и барной стойке и зажгли.
– Позвольте отрекомендоваться, – сказал первый господин. – Катамаранов. – И протянул мне руку.
– Йорик, – ответил я.
– Вы бедны? – поинтересовался Катамаранов.
– Отнюдь. Но моя матушка в молодости была романтически настроена.
– Это случалось с девушками тех лет, – согласился Катамаранов, и указал на того, что с пакетом. – Это Михаил. Любитель восковых свечей с орнаментом. Рекомендую.
– Очень приятно, – кивнул я.
– Собакевич, – нехотя представился Собакевич и демонстративно выпил.
– Маргарита, – сказала Маргарита и снова провела ладонью по волосам.
Вновь прибывшие уселись рядом с нами и заказали пива.
Катамаранов отхлебнул из своего бокала, посмотрел на нас, снова отхлебнул и опять посмотрел.
– У вас несколько неестественный вид, господа, – сказал он. – Возможно, мы своим неожиданным появлением отвлекли вас от интересной беседы, и если это действительно так, то мы искренне…
– Вовсе нет! – перебила Маргарита. – Мы как раз обсуждали новую роль Собакевича и мою, и к разговору нашему вы можете присоединиться в любую минуту.
– Роль Собакевича? – живо спросил Михаил. – Так вы – актеры?
– Да, – живо отозвался Собакевич. – Актеры.
– Какое совпадение! – обрадовался Михаил. – А я как раз большой театрал. То-то я смотрю, мне лица ваши будто бы знакомы.
– Возможно, возможно, – вздохнул Собакевич, и придал своему грубо скроенному лицу выражение, какое бывает у великих, но скромных людей, когда им вдруг станет грустно. – Меня, знаете ли, часто узнают, но что поделать…
