Тем не менее, каждый новый день преподносил пленнице новые уроки и ставил перед ней всё новые задачи, главной из которой была неоднозначная фигура лагерного коменданта. То ей казалось, что Йохан Ленц – психопат, сбежавший из клиники, то он виделся ей диким зверем, с головой утонувшим в своём скотстве, то она видела в нём просто несчастного и потому злого человека. Поступки важного гаупштурмфюрера были странны и нелогичны: он днём мог читать наизусть стихи, а ночью с ужасающей жестокостью избивать новых пленниц. Единственное, в чём Ирина никогда не сомневалась, так это в том неконтролируемом чувстве страха, который внушал ей этот человек. И как ни старалась она победить в себе этот страх, как ни храбрилась и не уговаривала себя не бояться и победить в себе это малодушие, сердце её снова замирало под этим властным и ненасытным взглядом.
В тот день к Ленцу впервые за это время приехала женщина. Её привезли в красивой черной машине. Она важно ступала по парадной лестнице, направляясь к двери. Под небрежно накинутом меховым манто своей упругой белизной сияли прекрасные плечи. Она смело и решительно вошла в дом коменданта. Ленца ещё не было дома, когда она, расположившись в кресле его гостиной, с невероятной женственностью и грацией брала с подноса чашку горячего шоколада, который принесла ей Ирина. С неподдельным интересом пленница наблюдала за гостьей, её удивляло в ней всё: от неестественно длинных накрашенных ресниц до невероятной смелости, с которой она сама, по своей доброй воле вошла в этот дом.
Комендант пришёл через час после её приезда и был явно не рад своей гостье. Подошедшая за новыми распоряжениями Ирина увидела привычное выражение злости и презрения на его лице. Ещё больше он был раздосадован тем подчеркнуто смелым поведением гостьи, которая подошла и на глазах у прислуги поцеловала его. Несмотря на растущее раздражение, Ленц скривил самодовольную улыбку.
– Чем я обязан позднему визиту столь важной особы? Неужели ваш именитый театр даёт представление в нашей убогой дыре? – с иронией спросил он женщину.
– Ты, как всегда, не отличаешься любезностью. Хотя бы ради приличия сделал бы вид, что рад меня видеть, – тем же тоном ответила гостья.
– Я и делаю вид, что рад. А… Виноват, у меня плохо получается. Ну уж извини, Иоганна, господь не даровал мне столь восхитительных актерских способностей.
Колкие фразы коменданта стали менять выражение лица женщины. Смелость как будто покидала её, она сидела и не знала, что сказать: продолжать этот ироничный фарс или начать говорить о деле.
– Кажется, я уже говорил, что очень польщён вашим визитом, но не могли бы вы мне прояснить его цель, – важно продолжал Ленц, а потом с металлом голосе добавил. – По-моему, в наших отношениях давно всё ясно.
– Да уж! Яснее быть не может. Ты променял меня на эту деревню. Я не узнаю тебя, Йохан! Как ты можешь жить в этой дыре, среди отбросов общества? Где твоя любовь к искусству, мечты о блестящей карьере музыканта? Как можно было променять всё это на страшный лагерь? Говорят, у вас тут каждый день убивают людей! Это просто омерзительно, что ты можешь принимать в этом во всём участие! – Иоганна говорила эмоционально и сбивчиво, быстро переходя с одного на другое. – Ты же обещал мне, что как только заработаешь денег, покончишь со всем этим! Я не могу тебя вечно ждать! Я старею! – многое из всего, что она сказала, гостья говорить не хотела и поэтому неожиданно осеклась.
