Да, мой дорогой и искушённый читатель, ты прав – название рассказа я позаимствовала у моего самого любимого писателя с детства – Антона Павловича Чехова. Конечно, мой рассказ не будет столь объёмным и психологичным, как у этого признанного миром мастера слова, но на очень близкую к нему тему – больничную. И, значит, не менее печальную…
Так уж случилось, что, то ли волею судьбы, то ли по стечению обстоятельств, после нечаянно случившейся дома травмы головы я двадцать дней провела в обыкновенной женской, тоже пятиместной, палате нейрохирургического отделения городской больницы, сейчас, в настоящее время, когда у нас уже властвовал вовсю карантин по коронавирусу. За эти дни рядом со мной в палате побывало почти полтора десятка женщин с разными заболеваниями и разными судьбами, которых я теперь долго не смогу забыть…
Большой промежуток лет отделяет времена Чехова от наших, когда ещё был так низок уровень медицины и моральный уровень служителей её. Что уж тут сравнивать? Нынешние врачи очень выросли в своих знаниях, появилось много новых методик и приборов распознавания и лечения заболеваний. Стоит только представить, как по понедельникам происходил общий обход врачей – во главе с зав. отделением Нягуловым в палату входила небольшая группа молодых перспективных врачей, уже хорошо владевших своей профессией. Потому и прошло за эти дни передо мной так много больных женщин, и слава Богу, что не психиатрического направления. Хотя само по себе отделение имеет два поста – нейро-инсультный и неврологический. Самый сложный и беспокойный, как ты понимаешь, мой уважаемый читатель, это как раз тот, где лежат больные, перенёсшие инсульт. Да, здесь есть две четырёхместных палаты, где выхаживают самых тяжёлых мужчин и женщин, ещё находящихся в коме, принятых из реанимации. И там можно наблюдать или слышать громкие и странные крики больных в бессознательном состоянии, которые конечно же не дают покоя остальным пациентам днём или ночью.
Но и второй пост, под наблюдением которого находились мы, вряд ли менее сложный. Все мои женщины лечили очень серьёзные заболевания позвоночника в основном. Все ежедневно принимали капельницы по протоколу лечения – десять процедур обязательно, кроме уколов, физиолечения, массажа, перевязок или операций. Так что наша процедурная сестра Турганай, полноватая в свои сорок с чем-то лет, заправляла с утра около двадцати капельниц, а к концу смены еле передвигалась от усталости. Конечно, наши постовые дежурные медсёстры Ирина, Елена и Татьяна, сами предельно загруженные, дежурившие сутки через двое, поскольку остальные дежурные сёстры направлены работать в инфекционное отделение с коронавирусом, всегда помогали ей. А в выходные дни им самим приходилось делать эти инъекции, капельницы, и перевязки. Да и наши нянечки – тихие и исполнительные Роно и Дина, крупная и хозяйственная Олеся, властная и правильная, словно хозяйка отделения, Ирина – готовятся тоже стать медсёстрами на вечернем отделении филиала медицинского колледжа, и уже умеют отключить, убрать капельницу или помочь при перевязке дежурной сестре.
Сколько самых неожиданных для меня диагнозов я узнала у соседок по палате за эти дни! Они были разного возраста, от тридцативосьмилетней продавщицы Олечки, перед операцией имевшей четыре названия трёх межпозвоночных грыж вроде гемангиомы и грыжи Шморля (каких я даже не слышала, хотя в молодости тоже обращалась к доктору Нягулову Ивану Николаевичу, заведующему сейчас нашим отделением, по поводу грыжи в шейном отделе позвоночника), до восьмидесятитрёхлетней бабы Клавы, которая с февраля числится пациенткой разных отделений нашей больницы.
