– Устроит. А теперь просто уйди, ладно? – прошу я тихо. – Уйди, и мы благополучно забудем о том, что только что сейчас произошло, – поморщилась я, хватаясь за ручку входной двери, открывая ее. Уже не тонко намекая, что вечер окончен.
– Лада – я мудак…
– Мы съедем. Освободим с синичками квартиру завтра же.
– Нет! Никуда вы не будете съезжать. А если все-таки соберетесь, то можешь сразу передать Петру, что он уволен. Раз уж я такой демон, считай, что это подлый шантаж, – бросил хозяин квартиры сквозь зубы и вылетел из квартиры, не дожидаясь лифта, помчал вниз по лестнице.
Я закрыла дверь и устало привалилась затылком к холодному металлу. Приложила ладошку к груди, там, где раненой птичкой билось сердце. Ну, почему… почему такой потрясающий вечер обязательно должен был быть испорчен?!
Рома
Абзац просто!
Рядом с ней я теряю свой контроль. Теряю самообладание.
Вот и сегодня я просто сорвался. Весь этот вечер, смех, улыбки, какое-то космическое тепло от этого семейства Синичкиных… все это вогнало в состояние нереальности. Будто на день моя жизнь из рутинно-будничной превратилась в сказку. Ту, где ты нужен кому-то.
Сорвался и испугал Ладу. Сделал все только во сто крат хуже. Разнес то хрупкое, шаткое доверие, что успел заслужить за сегодняшний вечер. Кому, спрашивается, этим дурацким поцелуем сделал лучше? Своему эго?
Вылетев из подъезда на улицу, притормозил. Голову запрокинул к ночному небу, подставляя лицо колючему ветру. Выдохнул. Успокоился. По крайней мере, попытался собрать себя в здравомыслящую кучу.
Лада не права. В корне не права!
“А ты? Зачем это тебе?” – да потому, что в нашем тандеме далеко не я самый идеальный, и горько видеть, когда такая невероятная, сногсшибательная, милая, нежная и до кончиков пальцев живая девушка считает себя кем? Недостойной? Не такой? Неправильной?
– Лада, черт бы тебя побрал, Синичкина! – выругался тихо, поднимая глаза к окнам квартиры, где напрочь отсутствовал свет.
Поторопился. Наворотил. Сам виноват в таком исходе. Должен был догадаться, что за свои ползущие руки получу, ладно, что не пощечину. Хотя даже и не знаю, хорошо ли это? Лучше бы пару оплеух залепила, и то было бы отрезвляющей, чем…
Выругался и, нащупав ключи в кармане пальто, пошел к машине. Уже забрался в промерзший всего за жалкий час салон, когда телефон начал трезвонить.
Нинель.
– Да, – бросаю в трубку, особо с тоном не заморачиваясь.
– Чего рычишь? Вечера доброго.
– Не до светских бесед мне, Нин. У тебя что-то срочное или так, соскучилась? – завожу машину, откидываясь на сиденье в ожидании, пока немного прогреется.
На том конце провода непродолжительная тишина сменяется подозрительным женским:
– Ты где?
– В машине.
– В десятом часу?
– Что тебя удивляет?
– Разговаривала со Степой, он говорил, что ты вроде как на встречу собирался. Плодотворно, – сделала упор на слове Нинель, – обсудить намечающийся контракт. Вот я и думала, что ты будешь с водителем. Ну, или на худой конец на такси.
– Не был я на встрече. Планы поменялись.
– М-да? Чтобы ты проигнорировал важных людей… я тебя не узнаю, Бурменцев, что с тобой случилось?
Я вздохнул, потирая переносицу, говоря честно:
– Синичкины твои случились.
– Та-а-ак, а ну-ка, давай по порядку, – протянула собеседница. – Я надеюсь, ты там моих птичек не обидел? А то я быстро тебя найду, Роман!
– Не обидел. Вроде как. Их семья просто ломает все мои шаблоны, – начал я издалека. Ну, а с Нинель, раз сказал “а”, то пришлось озвучивать и “б”. Выложил все, как на духу, начиная со встречи на автобусной остановке и заканчивая моей оплошностью в виде поцелуя. Умолчал только о Петре и квартире его сына. А когда закончил свой покаянный монолог, в трубке воцарилась тишина. Гнтущая и давящая своим напором на барабанные перепонки. Такая, что я, не выдержав, попросил:
