Харламов нацепил на ноги бахилы, которые взял специально, зная, что полезет в квартиру Устинова. Пошел дальше. Ванная комната с пустой, вымытой до блеска полкой. Ни полотенец, ни зубной щетки – ничего. Пол чистый, ванна тоже. В санузле такая же стерильная чистота. Кухня встретила пустым, распахнутым настежь отключенным холодильником. Пустые полки, пустая сушка. Даже тарелок не было! Вилки с ложками тоже отсутствовали. В единственной комнате стояли диван с незапятнанной обивкой, старомодный шифоньер с пустыми полками, полированный стол и два стула. Все! Даже штор не было.
– Это о чем нам говорит, Харламов? – задал сам себе вопрос Вадик, растерянно осматривая квартиру еще раз. – Что он тут не жил, этот мерзавец. Собрать все вещи и вывезти их отсюда за вчерашний день или минувшую ночь он не смог бы!
Его догадки подтвердила Вера из сороковой квартиры с четвертого этажа, вернувшись через час с покупками из супермаркета, расположенного в двух кварталах от дома.
Все это время Харламов бродил по двору, лазил по кустам, в которых нашли Ларису, и не поленился пройтись заросшей тропинкой, плутающей между гаражами. Потом, вымокнув под дождем, он влез в машину, включил печку и стал ждать.
Почему-то он сразу узнал в пышнотелой молодухе, широко шагающей через лужи, ту самую бесстыжую Верку, которая все про всех знала и не раз навязывалась Устинову.
– Простите, – окликнул ее Харламов, которому жуть как не хотелось вылезать из теплого нутра машины снова под дождь. – Вы Вера? На четвертом этаже живете в этом вот подъезде?
– Допустим, – кивнула она, не переставая шагать.
Ее взгляд резво прошелся по Харламову. Оценил его высокий рост, крепкую фигуру, особо тщательно ощупывал его лицо с высокими скулами, восточным разрезом глаз, тонкогубым ртом.
– Кочубей! – вдруг выдала Вера, жадно облизнув полные губы. – И чего тебе, Кочубей?
– Почему Кочубей? – улыбнулся Харламов.
– На монгола похож, – уточнила она и протянула ему два огромных пакета, которые несла.
Харламов послушно взял ношу и пошел за ней. У самого подъезда Вера обернулась на него и внесла уточнение:
– На красивого монгола похож, гражданин начальник. Ты ведь мент, так?
– Мент, – кивнул Харламов ей в спину.
– Из-за женщины тут, которую утром нашли? – Она широко шагала к лифту.
– Из-за женщины.
Он вошел следом за ней в кабину, и ему тут же стало тесно от ее пышного тела, которым она сразу же принялась его теснить в угол кабины лифта.
И правда бесстыжая! Он даже покраснел под ее пристальным алчным взглядом.
– Не бойся, Кочубей, приставать не стану, – хохотнула Вера утробно, выпуская его из лифта впереди себя. – А вот чаем напою. Губы-то от холода посинели совсем. Двор обыскивал, что вымок так?
– Пытался. Только…
– Только бесполезное это занятие, – кивнула она, опережая его с ответом, открыла дверь своей квартиры. – Входи, Кочубей!
Хорошо, не слышал никто, иначе бы прилипло, решил он, снимая по ее требованию ботинки в прихожей, выстеленной серым ковром. Монголом его в последний раз называли в третьем классе. И тому, кто посмел, это стоило разбитого носа.
– Иди в кухню, я щас переоденусь. Пакеты поставь на стол, – командовала Вера из своей спальни, громыхая дверцами шкафов и шурша одеждой. – Чайник поставь, закипает, зараза, долго. Я щас…
Харламов послушно поставил пакеты на круглый стол, накрытый скатертью, налил полный чайник, поставил на огонь. Сел к столу, не снимая куртки. Кухня была просторной, модной, обжитой. Не то что у Устинова. Здесь жили, готовили, питались, принимали гостей. Подвешенных за ножки фужеров под навесным шкафом Харламов насчитал восемнадцать штук.
