…Раскачиваясь и едва замедляя ход на некоторых остановках, поезд шел мимо подмосковных лесов, вспугивая их тишину то ярким светом горящих глазниц, выхватывая из ночной тьмы отдельные стайки кустов и деревьев, то монотонным стуком колес, то скрипом старых вагонов. Вадиму Сергеевичу казалось, что поезд на всех парах несёт его мимо прожитой жизни со всеми ее остановками, поворотами и глазами памяти выхватывает из тьмы забвения мелкое и значительное, доброе и злое, печальное и радостное, – всё, из чего состояла его жизнь, вполовину уже сгоревшая и не принесшая ему по его же, Горина, вине ни счастья, ни славы.
Наталья Николаевна, проехав шесть остановок, вышла из троллейбуса и тихо, пряча глубоко в тайниках своего сердца свое волнение от встречи с Гориным, вошла в свой номер, который устроил ей её бывший коллега по работе, а ныне сотрудник одного из Министерств Павел Мартынов.
Время было позднее. Тихо раздевшись и, уговаривая себя успокоиться, ибо сердце неугомонно колотилось до сих пор, Наталья Николаевна сняла со спинки кровати полотенце, ощупью нашла мыло в тумбочке и пошла в ванную.. Открутила кран и стала во весь рост, разглядывая себя в большом, ярко освещенном зеркале.
«Странно! – думала она. – Очень странно! И что находят во мне мужчины, которым я по-прежнему нравлюсь? Вот морщинки возле губ и на лбу уже намечаются…»
Наталья Гаврилова была на этот раз не права, обманывая себя: из зеркала на нее смотрело красивое утонченное лицо молодой женщины с легким румянцем на щеках, блестели каким-то особенным блеском озорные серо-зеленые глаза, а золотисто-русые локоны снова ниспадали на её красивые оголенные плечи. И никакой не было причины у хозяйки этих всех женских прелестей быть собой недовольной!
Она была царицей из цариц! Зеркало врать никогда не будет!..
Запустила пальцы в густые волнистые волосы. Какая роскошь! Льются по плечам, словно волны с солнечным отливом. По-прежнему, густые, по-прежнему с ароматом душистой мяты.
«Эх, Горин, Горин! Мой самый-самый! Как же ты перевернул всю мою жизнь! Может, и прав, что оставил меня, может, действительно всё это лучше, чем если бы остались вместе… Кто знает?! Кто знает?! Но сам-то ты не живешь, а маешься одиноким. А я? Что я видела в этой жизни?.. Но и ты не видел… А почему? Кто виноват в этом?..»
Закинув копну волос за спину, Наталья включила воду. Она полилась шумно, горячей струей. Она не вздрогнула и даже не шевельнулась: все её мысли в это время были с человеком, который сейчас, в эти самые минуты, всё дальше и дальше отдалялся от неё, Натальи Гавриловой.
А мысли, путаясь и перебивая друг друга, вновь овладели ею.
«Горин, мой Горин! Ты подарил мне счастье чувствовать себя женщиной, самой счастливой и любимой. Как только я поверила в это и ринулась, сломя голову, за тобой, не разбирая дороги, не замечая вокруг никого и ничего, оказалось, что ничего уже не надо… Всё закончилось… Ты открыл для меня столько прекрасного, о чем даже и не подозревала. Открывал, открывал, и оно засверкало всеми красками радуги… Я сначала потянулась к нему, потом рванулась, но тут дверца и захлопнулась. И я словно проснулась, сжимая в ладонях пустоту и не веря ей… Сколько потом билась в эту дверь, не желая возвращаться в действительность, не признавая её… Сколько шишек набила!.. И что же в результате? А то, что случилось два года назад… Я не поняла ничего… Ты болел в какой-то тайне, ничего мне на сказав… Потом ты уехал, оставив меня..
